В.Дильтей (1833-1911) в своих философских исканиях шёл независимо от Ницше, но пришёл к выводам, близким ницшеанству. Он был первым систематизатором философии «жизни», придав её академичность, связав новую традицию с классическим наследием. Его основные произведения: «Введение в науки о духе» (1883), «Три эпохи современной эстетики» (1892), «Идеи о дескриптивной и аналитической психологии» (1894), «Вклад в изучение индивидуальности» (1896), «История молодого Гегеля» (1905-1906), «Жизненный опыт и поэзия» (91905), «Интуиция в период Ренессанса и Реформации» (1891-1900) и др.
В.Дильтей начинает свою научную деятельность как приверженец философии Канта, в которой его прежде всего привлекает постановка вопроса о том, каким образом человеку дан непознаваемый мир в себе, становящийся для него наличным лишь в переживаниях и представлениях. Из этого положения он конструирует понятие «жизненный опыт», а уже на этом фундаменте воздвигает «реальную метафизику жизни».
Для обоснования своих идей В.Дильтей часто ссылается на Гегеля, влияние которого сказывается в трактовке понятий «объективация жизни», «самопознание». Привлекают философа и идеи Гёте. Особенно плодотворны оказались для В.Дильтея размышления Гёте о творческом характере жизни. Но динамизм жизни Гёте, основанный на научном поиске и естественнонаучном материализме, растворяется у В.Дильтея в иррациональном потоке импульсов бытия.
Методологические установки Дильтея явились реакцией на позитивизм, который оказался не в состоянии сформулировать достаточно убедительное миросозерцание. Позитивизм опирался на механистическую концепцию объяснения природы, но это только часть мира. Мировоззрение же, если оно хочет быть полным, должно основываться на «переживании как таковом», на «полноте жизни».
По Дильтею, жизнь есть поток непостижимых сил, о которых невозможно сказать, что они значат и куда ведут. Жизнь - это «факты воли, побуждения и чувства». Жизнь не нуждается в разуме, она есть не только объект, но и субъект познания.
Дильтей сформулировал положение о том, что естественные науки, или науки о природе и науки гуманитарные, или науки о духе отличаются друг от друга не только предметом исследования, но и методом. Естественные науки объясняются, а науки о духе понимаются, т.е. методом наук о духе является непосредственное переживание исторических событий и их истолкование. В его системе наук о духе они принимают форму герменевтики, т.е. «искусства понимания письменно зафиксированных жизненных откровений». Следовательно, историк должен не просто зафиксировать картину исторического события, но пережить его заново, воспроизвести его как живое.
Дильтей высоко ценил Ницше, подчёркивал его значение в переломную эпоху, но отмечал одновременно слабость Ницше, которая коренилась в пренебрежении наукой. Он критиковал философа с позиций историзма за то, что тот не понял человека как историческое существо, а хотел найти мудрость только в себе самом.
Дильтей стремился к целостному воспроизведению картины жизни, поэтому предметом его изучения становится целостный человек, «живой индивид». Философия становится сгустком психических переживаний, ориентирующих человека во внешнем мире. Жизнь и история, по Дильтею, одно и то же. История есть осуществлённая жизнь, а жизнь - возможная история. Человек - носитель жизни и жизненного опыта. Историк поэтому должен не просто воспроизвести истинную картину исторического события, но пережить его заново, истолковать и воспроизвести. Дильтей привлекает наше внимание к истолкованию истории, при разработке метода познания которой не следует забывать, что в исторических событиях участвуют люди, наделённые сознанием и волей, поступающие обдуманно или под влиянием страстей, действующие в соответствии с присущим им талантом и темпераментом. Без выяснения этих факторов невозможно понять, почему то или иное событие приобретает характерную для него окраску.
Герменевтика должна исходить из мира, каков он есть. Задача герменевтики - найти психическую связь и понимать её в другом, отыскать сопереживание и сопонимание, из которого слагается в итоге историческое знание. Дильтей призывает изучать автобиографии, воспоминания людей, живших в те или иные исторические эпохи, которые позволят учёному проникнуть в тайну прошлого. Переживание делает возможным обретение духовного.
В.Дильтей стремился создать «критику исторического разума». Внутренний опыт следовало интегрировать с пониманием, которое есть повторное переживание и воспроизведение.
Со времен Геродота идет спор о смысле и назначении истории, является ли она наукой или это особый вид искусства, которому покровительствует муза Клио. Установить все, «как оно было на самом деле» - задача, сопряженная с определенными трудностями. Она требует профессионального мастерства: умения критически работать с объектом познания, преодолевая свою «всеядность» и соблюдая меру субъективности, используя право на домысел.
Это мастерство опирается на методологию, которая ставит под сомнение то, что «факты сами говорят за себя». Она ориентирует историка на необходимость проникновения в нематериальную субстанцию человеческих замыслов. Эти замыслы (планы, надежды, цели) нельзя вычленить непосредственно из «остатков былого» (фрагментов событий прошлого). Справедливо говорят о том, что «чужая душа всегда потемки». Эти «потемки» многократно усиливаются при попытке заглянуть в «душу» события при отсутствии живых свидетелей. Способность проникать в нематериальную субстанцию замыслов выводит объяснение исторического прошлого за рамки науки, делает историю разновидностью искусства, которое позволяет историку осуществить психологическую «интервенцию» в личную жизнь Цезаря или Наполеона, Гитлера или Сталина, и обеспечить адекватное прочтение их замыслов. Другими словами, историк выступает и как представитель науки, используя ее методы для реконструкции прошлых событий на основании остатков былого, и как представитель искусства, способного проникнуть в замыслы исторических субъектов, творцов событий, чтобы их понять и адекватно оценить.
Суть понимания составляет психологическое проникновение во внутренний мир объекта познания через сохранившиеся знаки и символы, свидетельствующие о мотивах, целях и средствах его деятельности. Это проникновение основано на интуитивной способности исследователя ставить себя на место «другого», сопереживать ему, осознавать и оценивать мотивы его поведения.
Психологическую интерпретацию события немецкий философ Вильгельм Дильтей (1833-1911) назвал методом герменевтики. Этот метод работает там, где место субъектно-объектного отношения занимает отношение субъекта к субъекту, ориентированному на диалог, переживание и понимание другого. Метод герменевтики позволяет историку ставить и обсуждать вопросы, совершенно бессмысленные с позиции естественно-научного познания в границах субъектно-объектного отношения. В исследовательской практике на базе герменевтики исследователь «примеряет на себя» те импульсы, стимулы, которые определяют линию поведения объекта исследования; пытается сопереживать и понять его поступки. В этом смысле историк более похож не на ученого, а на одного из представителей искусства, скажем на дирижера, исполняющего со своим оркестром чужое произведение. Свобода его творческой деятельности ограничена партитурой музыкального произведения, исключающую всякую «отсебятину». От его усилий зависит адекватное прочтение партитуры или предложение свободной импровизации, отдаленно напоминающей авторское произведение. Гарантом успешного понимания является то обстоятельство, что мир истории «рукотворный», и то, что создал один человек, может понять и другой, выступающий в качестве исследователя, если он способен пережить акт чужого творчества и войти с ним в «диалог», за которым стоит понимание, реконструкция прошлого, а также его оценка.
Философию Вильгельма Дильтея не без основания называют «Критикой исторического разума». Он не согласен с абстрактной философией истории Гегеля, основание которой представлено развитием абсолютной идеи (мирового разума) с претензией на субстанцию. Не приемлет Дильтей и позитивистскую редукцию исторического мира до уровня мира природы. Дильтеевская критика носит конструктивный характер. Основной тезис его философии заключается в том, что «история неотделима от жизни, а жизнь от истории». У жизни и истории есть смысл. Истоки этого смысла в человеке, но не в единичном, а в историческом, ибо человек есть существо историческое.
В. Дильтей развивает традиции немецкой классической школы, основу которой составляло учение И. Гердера о принципе «историцизма». Историцизм Гердера инициировал «историческое чувство», согласно которому история становится предусловием человеческого мышления, заявляет о претензии на «новый способ виденья жизни». Историцизм заменил статику динамикой. Отныне мир исследуется через «поток» истории, что привело к «вымыванию» устаревших идей философии Нового времени о неизменной человеческой природе; о панрационализме; о тождестве общества и природы; об абсолютных ценностях. Вильгельма Дильтея интересует статус гуманитарных наук и их отличие от естественных. На примере истории он размышляет над эпистемологической проблемой: чем история является и чем она может быть. Все усилия он направляет на теоретическую и методологическую разработку рефлексивного историцизма, который не приемлет внеисторические ценности и абсолютные нормы. Историцизм, по Дильтею, ориентирован на относительность всех явлений без какого-либо исключения, ибо историческое познание не может выйти за пределы жизни. Оправданием истории как одной из отраслей гуманитарной науки выступает сама жизнь. Поскольку феномен жизни демонстрирует завидное постоянство как на уровне способа существования, так на уровне форм проявления и осуществления, то, с точки зрения Дильтея, это существенная аргументация для вывода о внутренней взаимосвязи жизни, жизненного опыта и истории опыта жизни. Другими словами, в процессе понимания жизнь понимает самое себя. Отсюда заключение о том, что человек (историк, исследователь) может понять то, что создано человеком. На этом основании В. Дильтей заявляет свой первый эпистемологический тезис: исследователь истории в некотором смысле, является таким же, как и ее творец, ибо «то, что создано духом, может быть им и познано». Все то, на чем человек оставил печать своей жизнедеятельности, составляет предмет исследовательской практики историка, его понимание. Средством понимания является метод герменевтики. Этот метод имеет дело не столько с текстом, сколько с творческим духом, воплощенным в тексте.
Благодаря герменевтике целью гуманитарных наук стало понимание, тогда как естественные науки продолжают претендовать в своей исследовательской практике на объяснение. Дильтей отдает себе отчет, что понимание без должного выражения не продуктивно. Он формулирует второй эпистемологический тезис. Познавательный акт демонстрирует состояние круга. «Необходимо уяснить смысл ключевых слов, чтобы понять предложение. Мы должны уяснить смысл предложения, чтобы правильно понять ключевые слова». Другими словами, категориальная структура «часть-целое» является необходимой предпосылкой понимания и выражения постигнутого в истории как в одной из отраслей гуманитарного знания. Формулирует Дильтей и третий эпистемологический тезис. «Историк обязан рассматривать человека в двух ипостасях: в качестве субъекта и в качестве объекта». В качестве объекта рассматривается его состояние и поведение, которое обусловлено определенными условиями и факторами. В качестве субъекта, человека следует воспринимать как демиурга (творца) окружающей среды и как творение, которое само управляет своими действиями (поступками). Двусмысленность бытия человека в ипостаси объекта и субъекта, заставляет Диль-тея сформулировать и четвертый эпистемологический тезис. «Отсутствие абсолютных ценностей обусловливает возможность суверенизации человека».
В духе Ф. Ницше Дильтей поднимает вопрос о неопределенности современного человека в условиях отсутствия абсолютных ценностей и цели жизни, без которых «проваливается» поиск ответа на вопрос о смысле жизни как оправдании своего бытия. Заявленный суверенитет, находясь по ту сторону добра и зла, прекрасного и безобразного, истины и лжи, инициировал трагедию XX века. Вероятно, этим можно объяснить причину антиисторицизма и критику историцизма в любых формах его проявления, которая развернулась во второй половине XX века и продолжается сегодня. С одной стороны, антиисторицизм предлагает необходимость возрождения интереса к общезначимости тех ценностей, которые проходят по реестру общечеловеческих и не без основания претендуют на абсолютный характер. Беда антиисторицизма заключается в том, что справедливо критикуя четвертый эпистемологический принцип философии В. Дильтея, он не заслужено перечеркнул философско-историческое значение первых трех тезисов.
Подводя итоги анализа философии истории Дильтея под знаком реабилитации его усилий, следует еще раз подчеркнуть особое значение «историцизма» немецкого мыслителя. Для «историцизма» Дильтея характерна попытка заменить гегелевские абстрактные обобщения исторических событий их пониманием. История не является воплощением мирового духа. Она творение людей, выражение их человеческих намерений, мотивов, желаний, потребностей (интересов). Поэтому свою задачу В. Дильтей видел в критическом анализе возможностей, условий и оснований познания человеческой деятельности, раскрывая специфику исторических событий через призму различия природы и общества, где целесообразность человеческих поступков определяется ценностными ориентирами. Поэтому доминантой исторического разума выступает не столько познание и объяснение, сколько переживание и понимание. Субъектом познания, по Дильтею выступает человек, в жилах которого течет не «разжиженный флюид кантовского разума», а кровь существа желающего, чувствующего, представляющего. Познать мы можем только то, что сотворено человеком. Поскольку природа создана Богом, то только он может обладать всей полнотой знания о ней. Поскольку история человечества есть продукт деятельности людей, то человеку (историку, исследователю) вполне под силу обрести полноту знания об этой истории.
Предметом истории по Дильтею выступают человеческие переживания, которые находят свое выражение в «жизненных откровениях». Переживание как сумма воли и чувств, побуждений и устремлений составляют жизнь человека в многообразии его отношений к миру. Жизнь каждого человека «творит сама из себя свой собственный мир». Из размышления над жизнью формируется жизненный опыт, как обобщение конкретных, уникальных событий. При всей уникальности жизненного опыта в нем есть нечто общее для всех. Это «нечто» включает понимание непрочности бытия, силы случая, угрозы смерти и так далее, а в своей сумме общее определяет значение смысла жизни в постоянно сменяющихся данных эмпирического опыта, подтверждающего динамизм повседневного бытия людей.
Жизненный опыт является основой формирования индивидуального мировоззрения, направленного на разрешение возникающих противоречий. Отправной точкой отсчета формирования индивидуального мировоззрения является его архетипы: религия, искусство и философия. Их востребованность осуществляется по необходимости. От философии человек ждет дееспособного метода постижения прошлого, настоящего и будущего; метода легализации переживания и истолкования исторических событий, имеющих внешнюю и внутреннюю стороны. Внешняя сторона - это объективная реальность, не зависящая от воли человека и его сознания. Что касается внутренней стороны, то она представлена мотивами, побуждениями, интересами действующих людей. Это те неявленные параметры, от которых зависит конечный результат - событие. Это то, что делает историческое реальностью. В. Дильтей предложил в качестве освоения «внутренней стороны исторического события» метод герменевтики, который обеспечивает возможность «вжиться», «пережить» жизненный опыт исторических деятелей, отредактировать свое мировоззрение и понять историю. С точки зрения мыслителя, это не так и трудно, ибо человек - существо историческое, как историчны и все «продукты» культуры общества и людей в обществе.
Поскольку мировоззрение есть целостная система взглядов на мир, основу которого составляет «определенная картина мира», то над этой картиной мира, адаптированной нашим сознанием, выстраивается своя шкала ценностей мира, оценка и понимание жизни, благодаря чему человеческая жизнь наделяется определенным смыслом. Мировоззрение по Дильтею и есть подлинное начало творения истории. Поэтому всякое историческое исследование предполагает обращение к герменевтике - искусству толкования событий на основе «переживания» жизненного опыта ключевых личностей.
Обращаясь к религии, искусству и философии как автономным мировоззрениям, Дильтей отмечает, что между ними есть взаимодействие, но нет преемственности. Каждый тип мировоззрения строится на своей основе, имеет свои принципы. Факт различных типов мировоззрения объясняется различием их жизнеощущений, воспринимающих мир под своим углом.
Необходимость выявления общего в различных жизненных опытах, служит для В. Дильтея профилактикой релятивизма, почвой которого является признание безусловной ценности индивидуального, а стало быть, и неповторимого жизнеощущения. Осознание любого исторического события - это очередной шаг к освобождению человека. Его дух становится сувереном, демонстрируя независимость от догматики. Пережитая и понятая история открывает перед человеком все богатство мира. Мыслитель предлагает рассматривать историю как искусство толкования событий прошлого на основе «переживания» жизненного опыта ключевых личностей проникновения в смысл их деятельности, демонстрируя единство чувств и разума, ориентируясь на один из эпистемологических тезисов о том, что «то, что создано духом, может быть им и познано».
Увы, герменевтика как метод не является абсолютным средством исследовательской практики. Даже самый сильный ум далеко не всегда способен разобраться в мотивах собственного поведения. Что касается исследовательской практики этих мотивов, то ее результаты носят характер относительной достоверности. Можно спорить о мотивах революционной деятельности того или другого деятеля. Это может быть честолюбие, стремление к справедливости, желание проверить теорию на практике или за кого-то отомстить. Может быть, это то и другое, и необозначенное третье. По Дильтею с помощью герменевтики можно получить версию об истине, но еще не гарантию истины.
Резюме: Не стоит переоценивать возможности герменевтики и сводить (редуцировать) историю до разновидности искусства. История, как свидетельствует ее предмет, выступает в двух ипостасях. Она является одной из отраслей научного знания, и не без основания выступает одной из разновидностей искусства. Стало быть, речь должна идти не только о противостоянии тех, кто в истории видит только науку, и тех, кто видит в ней только искусство, а работать в режиме осуществления принципа дополнительности, когда принимаются во внимание факты прошлой деятельности и мотивы, которые обеспечили эту деятельность. Только так можно уйти от соблазна свободной интерпретации фактов, не забывая, что из одних и тех же фактов можно построить памятники архитектуры или примитивные сооружения. Только единство фактов как результата определенной деятельности и мотивов этой деятельности может обеспечить адекватное прочтение события прошлого и его оценку, создавая возможность постичь объективную логику события, диалектику наличных условий и реальных факторов развития.
Родился 19 ноября 1833 в Бибрихе близ Висбадена. Сын пастора реформатской церкви. Изучал теологию в Гейдельбергском, затем в Берлинском университете. Получил степень доктора в Берлинском университете в 1864, в 1866 стал профессором философии Базельского университета. В дальнейшем был профессором университетов Киля (1868) и Бреслау (ныне Вроцлав) (1871), а также Берлинского университета, где преподавал с 1882.
Вклад, внесенный Дильтеем в философию вообще и в теорию познания, в частности, был оценен по достоинству уже после его смерти. Отчасти это случилось из-за старомодной терминологии – вместо терминов «культура» и «науки о культуре» (гуманитарные науки) Дильтей пользовался терминами «дух» и «науки о духе», что сразу же помещало его в традицию классического немецкого идеализма (Фихте , Гегель) и романтизма (Фр.Шлегель, Новалис). Таким образом, несмотря на то, что Дильтей, по сути, разрабатывал ту же проблематику, что занимала «философию культуры» конца 19 – начала 20 вв. (Г.Риккерт , В.Виндельбанд, О.Шпенглер), Дильтей долгое время не был включен в ее контекст.
Между тем для дильтеевского подхода характерен ряд моментов, выгодно отличающих его от концепции культуры, предложенной неокантианством . Во-первых, проблематику специфики историко-гуманитарного знания Дильтей, в противоположность Виндельбанду и Риккерту, не сводит к методологическим вопросам. Для Риккерта различение между «науками о культуре» и «науками о природе» обусловлено теоретико-познавательными причинами, а именно особенностями «образования понятий» в различных видах познания – историческом, с одной стороны, и естественнонаучном, с другой. Если естественные науки оперируют ценностно ненагруженными и «генерализирующими», т.е. обобщающими, отвлекающимися от индивидуальности, методами, то историческое познание является (1) ценностным, (2) «индивидуализирующим». Отличие сферы «природы» от сферы «истории» носит, согласно Риккерту, исключительно формальный характер: они познаются по-разному не в силу их онтологических свойств, а в силу того, что при их познании применяются разные логические средства. Очень похожее различение вводит Виндельбанд. У него оно предстает в виде дихотомии «номотетических» и «идиографических» методов. Номотетический метод естествознания направлен на выявление закономерностей, тогда как идиографический метод исторического познания описывает индивидуальность, уникальную неповторимость явлений.
У Дильтея же различие двух типов познания носит предметный характер: ученому-гуманитарию предстает в известной мере другая действительность, нежели та, с которой имеет дело представитель естественных наук. Во-вторых, содержание гуманитарного познания («наук о духе») далеко не сводится к исторической науке. Если для неокантианства «наука о культуре», по сути, тождественна истории как науке (обсуждение вопроса о теоретико-познавательном статусе «науки о культуре» у Риккерта совпадет с обсуждением критериев научности истории), то Дильтей рассматривает гуманитарное познание в качестве высоко дифференцированной целостности. К области «наук о духе» относятся, наряду с историей, филология, искусствознание, религиоведение и т.д. В-третьих, в том, что касается собственно методологического аспекта затронутой проблемы, Дильтей, опять-таки в противовес неокантианству, не редуцирует метод гуманитарного познания к «индивидуализирующим» процедурам историографии: наряду с «историческими», он выделяет «системно-теоретические» и «культурно-практические» методы гуманитарных наук. Наконец, в-четвертых, место познания культурно-исторического мира в неокантианстве определено рамками «философии ценностей»; культура предстает в результате как застывшая система, как неподвижный мир ценностей. Предлагаемая Дильтеем категория «жизнь» (и, соответственно, «философия жизни») обещает послужить гораздо более адекватным средством теоретического схватывания реальности культуры в ее динамике и изменчивости. Это продемонстрировал своим творчеством Георг Зиммель, многие положения теории культуры которого представляют собой развитие положений Дильтея.
Свой философский проект Дильтей прямо увязывает с Кантом . Если последний выступил в свое время с «Критикой чистого (т.е. теоретического) разума», то Дильтей предлагает «Критику исторического разума». Если для кантовской «Критики» главным был вопрос, как возможна метафизика, то для Дильтея – как возможна история. «История» при этом понимается в вышеприведенном смысле, т.е. не в качестве описательной дисциплины, историографии, а в качестве науки об изменчивом мире человеческих творений (о мире «духа»).
Рассматривая сферу духа как сферу объективаций человеческой жизни, Дильтей постепенно сближается с Гегелем , чье понятие «объективного духа» он использует в своих поздних работах.
Науки о духе, систему которых намеревался построить Дильтей, суть, строго говоря, не только науки о культуре, а общественные, социальные науки в современном смысле слова. Объект «духовно-исторического познания» – не просто «культура», а «общественно-историческая действительность» как таковая. Поэтому в состав «наук о духе» входят, наряду с привычными гуманитарными дисциплинами, также теория хозяйства и учение о государстве. Система знания об общественно-исторической действительности включает в себя, согласно Дильтею, две группы наук – «науки о системах культуры» и «науки о внешней организации общества».
Ставя вопрос о теоретико-познавательном статусе исторического познания, Дильтей попадает в самый центр дебатов вокруг т.н. «проблемы историзма». Во второй половине 19 в. слово «историзм» ассоциируется преимущественно с «исторической школой» (Савиньи в теории права, Ранке и Дройзен в историографии) и со связанным с нею противостоянием спекулятивной философии истории гегелевского типа. Главная забота историка – конкретная жизнь конкретных сообществ, говорят приверженцы «историзма». Вместе с тем перемещение внимания на «событийность» (т.е. изменчивость, преходящесть исторической реальности) имело своим результатом упразднение традиционного вопрошания о смысле истории. Вот почему приверженность историзму к началу 20 в. все чаще начинает означать приверженность историческому позитивизму.
Исключительно важную роль в развиваемой Дильтеем теории познанияиграет понятие «взаимосвязь», или «целокупность». Оно имеет не только гносеологический и методологический, но и онтологический аспект, обозначая как взаимосвязь знания, так и взаимосвязь действительности. Намереваясь преодолеть восходящий к Декарту субъект-объектный дуализм, Дильтей усматривает исток этого дуализма в искусственном расщеплении данности мира на «внутреннее» и «внешнее». Между тем такое расщепление не существует изначально, а является результатом интеллектуального конструирования. Если картезианская модель познания исходит из абстракции чистого мышления, то Дильтей делает своей отправной точкой «переживание». Именно в переживании познающему открывается живая, а не логически препарированная реальность. Конкретизируя это положение, Дильтей вводит понятие «жизнь». Жизнь есть одновременно и предмет познания, и его исходный пункт. Поскольку познающий, будучи живым существом, с самого начала является частью жизни как целого, его доступ к «духовно-исторической» реальности облегчен в сравнении с доступом к природному миру. Духовно-историческая реальность дана ему непосредственно. Имя этой непосредственности – «понимание». Формулируя эту мысль, Дильтей выдвигает свой знаменитый тезис: «природу мы объясняем, духовную жизнь мы понимаем». Заостряя противоположность пониманиякак интуитивного постижения реальности объяснениюкак дискурсивно-логической процедуре, Дильтей дает повод считать себя сторонником субъективизма. Но это противоречит основной цели его философии – дать методологическое обоснование историко-гуманитарного познания, что предполагает построение последнего на общезначимом, а не на субъективно-психологическом, основании. Это противоречие Дильтею не удалось полностью снять. Отвечая на критику Риккерта (а позже – на критику Гуссерля), философ вносит коррективы в свою гносеологическую концепцию. Он подчеркивает нетождественность «понимания» и «переживания», говорит о постоянном «взаимодействии живого опыта и понятия» в социально-гуманитарном познании (о роли процедуры анализа и абстрагирования речь шла уже в первом крупном труде Дильтея Введение в науки о духе (1883). Вместе с тем акт понимания остается для него прежде всего интуитивным схватыванием («во всяком понимании есть нечто иррациональное»). Дильтей постоянно указывает, что историко-гуманитарное познание имеет дело со сферой объективации, и трактует понимание как репродукцию, воспроизведение запечатленных в произведениях культуры «жизнеобнаружений» (объективаций жизни), но в то же время настойчиво утверждает приоритет психологии в системе социально-гуманитарного знания. Дильтей, как верно указал Гуссерль, так и не преодолел психологизма – редукции смысловых связей к психическим связям. Однако ряд оставленных Дильтеем набросков, а также отдельные фрагменты при жизни опубликованных сочинений, свидетельствует, что он отдавал себе отчет в порочности психологизма и искал выхода из обусловленного психологизмом методологического тупика.
Обращение к феномену понимания делает философско-методологическую программу Дильтея программой герменевтической. Разрабатывая проблематику герменевтики, Дильтей, вслед за Шлейермахером, ставит вопрос об условиях возможности понимания письменных документов. Высшим условием выступает для Дильтея гомогенная (однородная) структура «общественно-исторического мира». Понимающий здесь – такая же часть духовно-исторической действительности, как и понимаемое: «Только то, что сотворено духом, дух в состоянии понять». И все же то, что позволяет некоторому произведению или тексту быть понятым – это отнюдь не изначальная изоморфность психологического устройства автора и читателя. Хотя у Дильтея можно встретить и такую трактовку сущности понимания, центр тяжести его герменевтической теории лежит не в субъективно-психологической плоскости, свидетельством тому – сама категория «объективного духа». Именно на эту, говоря современным языком, сферу культурных объективаций, и направлено преимущественное внимание дильтеевской «понимающей психологии». Но процесс понимания объективации вообще не сводится к простой эмпатии («вчувствованию»), а предполагает сложную историческую реконструкцию, а значит – вторичное конструирование того духовного мира, в котором жил автор. Эта мысль с достаточной четкостью звучит уже в Возникновении герменевтики (1900). Однако другой аспект герменевтики Дильтея, связанный с проблемой общезначимости понимания, остался в его прижизненных публикациях в тени. Проблематика общезначимости понимания схватывается Дильтеем в категории «внутренней целостности», или «внутренней взаимосвязи», выражающей такое объективное содержание, которое не может быть сведено к к.-л. индивидуально-психологическим интенциям. Данное содержание есть не что иное, как сфера идеально-логических значений. Осознав самостоятельность этой сферы, Дильтей вплотную подошел к феноменологии (не случайно Шелер включает его, наряду с Бергсоном и Ницше , в число родоначальников феноменологического направления в философии). Герменевтическая концепция Дильтея, как показали новейшие исследования (Рикёр , Ф. Роди), не так уж далеко отстоит от экзистенциально-феноменологической и экзистенциально-герменевтической ветви в философии 20 в. Сколь бы энергично ни подчеркивали свой разрыв с прежней герменевтической традицией «фундаментальная онтология» (Хайдеггер) и «философская герменевтика» (Гадамер), многие их базисные положения можно найти уже у Дильтея. Согласно Хайдеггеру, понимание есть раскрытие структуры герменевтического опыта, т.е. изначально заложенного в человеческом бытии «понимания бытия». Отсюда следует неизбежность герменевтического круга, который нельзя разорвать, ибо он связан не с методологическими трудностями, а с онтологической структурой понимания. Весьма сходные мысли, пользуясь другими терминами, высказывает в связи с проблемой «герменевтического круга» Дильтей. Герменевтический круг, или круг понимания, обусловлен, по Дильтею, тем, что целостная взаимосвязь процесса жизни может быть понята только исходя из отдельных частей этой взаимосвязи, а каждая из этих частей, в свою очередь, нуждается для своего понимания в учете всей целостности. Если Хайдеггер и Гадамер, полемизируя с субъективно-психологическим подходом к герменевтической проблематике, подчеркивают, что понятийной парой в ситуации понимания являются не «субъект» / «объект» (тем более не «автор» /«интерпретатор»), а скорее «здесь-бытие» / «бытие» (Dasein / Sein), то Дильтей тоже выводит герменевтическую проблему за рамки столкновения двух субъективностей: выделяемая им понятийная пара есть «жизнь» / «жизнь». Все зависит от того, как Дильтея прочесть. Дильтеевская категория «жизнь» в известном смысле сродни хайдеггеровскому «бытию»: как Sein лишено смысла без Dasein, так и Leben артикулирует себя в Erleben (переживании), Ausdrueck (выражении) и Verstehen (понимании). Немаловажное значение имеет и то обстоятельство, что в поздних работах Дильтей вводит различие между Lebensausdrueck и Erlebnisausdrueck – «выражением жизни» и «выражением переживания».
Герменевтические разработки Дильтея дали толчок т.н. «духовно-исторической школе» в историко-культурных и историко-литературных исследованиях. Парадигмальными для нее стали Жизнь Шлейермахера (1870), История юного Гегеля (1905), Переживание и поэзия: Лессинг, Гёте, Новалис и Гёльдерлин (1906), Сила поэтического воображения и безумие (1886) и др.
В 1960-е годы нераскрытый потенциал дильтеевской герменевтики стал предметом размышлений О.Ф.Больнова, который, основываясь на работах Г.Миша и X.Липпса, показал продуктивность идей Дильтея в контексте современной логики и философии языка.
Однако актуальность Дильтея не исчерпывается только его ролью в истории герменевтики. Кассирер в эссе Опыт о человеке: введение в философию человеческой культуры (1945) называет Дильтея одной из важнейших фигур в «истории философии человека», т.е. философской антропологии в широком смысле слова. Прямое и косвенное влияние Дильтея на философско-антропологическую мысль 20 в. велико. Так, под неявным воздействием Дильтея строится оппозиция «духа» и «жизни» в концепции М.Шелера – да и само понятие жизни, развиваемое Шелером в полемике с витализмом и натурализмом, очевидным образом восходит к Дильтею (а не, например, к Ницше). Тезис Гелена о культуре как сущностном выражении «природы» человека, равно как и сама базовая идея Гелена о необходимости увязать изучение человека с изучением мира культуры (теория институтов), также имеют своим, хотя и неявным, истоком положения Дильтея. В качестве непосредственного продолжения философско-методологической программы Дильтея строит свою философскую антропологию Плесснер : последняя замышляется им как универсальное знание о человеке, преодолевающее дихотомию естественнонаучного и гуманитарного подходов. Наконец, Дильтея можно без особых преувеличений назвать родоначальником немецкой культурной антропологии. Если в англо-американской литературе этот термин обозначает совокупность чисто эмпирических дисциплин, то в немецкую научную традицию понятие «культурная антропология» (Kulturanthropologie) ввел Ротхакер в одноименной книге 1942. Исходные положения данной книги определены кругом идей Дильтея.
Сочинения: Типы мировоззрения и обнаружение их в метафизических системах . – В кн.: Новые идеи в философии. СПб, 1912. Сб. 1; Введение в науки о духе; Сила поэтического воображения. Начала поэтики . – В кн.: Зарубежная эстетика и теория литературы XIX – XX вв. М., 1987; Описательная психология . СПб., 1996. Собрание сочинений в шести томах. М., 2000.
Владимир Малахов
ДИЛЬТЕЙ (Dilthey) Вильгельм (19 ноября 1833, Биберих – 1 октября 1911, Зейс-на-Шлерне, Швейцария) – немецкий философ, основатель традиции философии жизни . Родился в семье священника, готовился стать пастором. В 1852 поступил в Гейдельбергский университет, после года изучения теологии перебрался в Берлин. Защитил диссертацию в 1864. С 1868 – профессор в Киле, один из попечителей архива Шлейермахера . Уже в 1-м томе монографии «Жизнь Шлейермахера» (Schleiermachers Leben, 1870) формулирует основные темы своей философии: внутренняя взаимосвязь душевной жизни и герменевтика как наука, истолковывающая объективации человеческого духа. С 1882 – профессор философии в Берлине. В 1883 выходит 1-й том «Введения в науки о духе» (Einleitung in die Gesteswissenschaften, рус. пер. 2000), наброски к следующим томам появились лишь в 1914 и 1924 в Собрании его сочинений, а цельный корпус текстов – лишь в 1989. При жизни Дильтей оставался автором большого числа частных исследований, рассеянных по различным академическим изданиям, и до конца 19 в. был малоизвестен. Под влиянием немецкой традиции исторического мышления Дильтей намеревался дополнить «Критику чистого разума» Канта собственной «критикой исторического разума». Основная тема «Введения в науки о духе» – специфика гуманитарного знания (термин «науки о духе», Geisteswissenschaften – перевод «moral science» Д.Ст.Милля – возник как калька «наук о природе», Naturwissenschaften, в то время, когда именно естественные науки стали идеалом общезначимого знания – английский и французский позитивизм, О.Конт). Вместо «познающего субъекта», «разума» исходным становится «целостный человек», «тотальность» человеческой природы, «полнота жизни». Познавательное отношение включается в более изначальное жизненное отношение: «В жилах познающего субъекта, которого конструируют Локк, Юм и Кант, течет не настоящая кровь, а разжиженный сок разума как чистой мыслительной деятельности. Меня же психологическое и историческое изучение человека вело к тому, чтобы положить его – во всем многообразии его сил, как желающее, чувствующее, представляющее существо – в основу объяснения познания» (Gesammelte Schriften, Bd 1, 1911, S. XVIII). «Cogito» Декарта и «я мыслю» Канта заменяется у Дильтея данным в самосознании единством «я мыслю, я желаю, я боюсь» (Ibid., Bd 19, S. 173). Общность с идеалистической традицией сохраняется в том, что исходным в науке о человеке по-прежнему для Дильтея остается сознание, а не какие-либо факторы, лежащие за пределами.
Сознание понимается как целостный исторически обусловленный комплекс познавательных и мотивационных условий, лежащих в основе опыта действительности. Сознание – переживаемый человеком способ, которым нечто для него «есть», несводимый к интеллектуальной деятельности: сознанием является воспринимаемый аромат леса, наслаждение природой, воспоминание о событии, стремление и т.п., – т.е. различные формы, в каких проявляет себя психическое. Все предметы, наши собственные волевые акты, мое «Я» и внешний мир даны нам прежде всего как переживание, как «факт сознания» (принцип феноменальности). Форму, в которой нечто может быть данным в сознании, Дильтей называет «осознаванием» (Innewerden) (Ibid., S. 160 ff.), иногда – «переживанием» («инстинкт, воля, чувство»); психическое здесь еще не разделено на мышление, чувство, волю (Дильтей пытается избежать тем самым дуализма субъекта и объекта). «Существование психического акта и знание о нем – не различные вещи...»; «Благодаря тому, что я есть, я знаю о себе» (Ibid., S. 53–54).
В работе «К решению вопроса о происхождении нашей веры в реальность внешнего мира и ее обоснованности» (Beiträge zur Lösung der Frage vom Ursprung unseres Glaubens an die Realität der Aussenwelt und seinem Recht, 1890) Дильтей, в противоположность Юму, Беркли и другим, заявляет, что внешний мир дан нам не как «чувственный» феномен – таковым он является только для интеллектуальной деятельности. Понятие «внешнего мира» и «реальности» возникает в опыте сопротивления, «телесном ограничении собственной жизни», в котором задействованы все силы душевной жизни и который возникает еще во время эмбриональной жизни. Понятие же «объекта» образуется на основании независимых от нашей воли константных форм (Gleichförmigkeiten) такого противодействия.
В «Описательной психологии» (Ideen zu einer beschreibenden und zergliedernden Psychologie, 1894) Дильтей подробно рассматривает уже сформировавшуюся индивидуальную психическую жизнь человека и методы ее постижения. Противопоставление «наук о природе» и «наук о духе» сохраняется в дуализме «внешнего» и «внутреннего» восприятия, определяя первое противопоставление: предметы естественных наук даны нам «извне» и раздельно, а потому естественно-научной психологии приходится сводить явления к ограниченному числу однозначно определенных элементов и конструировать связи между ними с помощью гипотез. Преимущество «внутреннего восприятия» состоит в том, что наша психическая жизнь дана нам непосредственно и уже как нечто целостное (как взаимосвязь). Отсюда противоположность двух методов объяснения и понимания: «природу мы объясняем, душевную жизнь – постигаем» (Ibid., Bd 5, 170 ff.), объяснение подводит единичный случай под общий закон, понимание предполагает участие внутреннего опыта. Метод новой психологии должен быть описательным, расчленяющим сплетенные между собой уровни душевной жизни, которую Дильтей рассматривает как взаимосвязанную, структурированную и развивающуюся. Структурная взаимосвязь определяет взаимодействие основных компонентов душевной жизни – мышления, воли и чувства; приобретенная взаимосвязь психической жизни понимается Дильтеем как совокупность всего жизненного опыта; объясняя т.о., что жизнь на каждом этапе своего развития сама ставит перед собой определенные цели и добивается их исполнения, Дильтей вводит понятие телеологической взаимосвязи. Самодостаточность жизни (выражаемая ее структурной взаимосвязью) делает необходимым «понять жизнь из нее самой» (Ibid., Bd 4, S. 370): невозможно опереться на какие-либо трансцендентные по отношению к ней основания.
В дальнейшем предметом исследований Дильтея становятся сравнительная психология, поэтическое творчество, исторические типы мировоззрений, религиозное и этическое сознание и т.д. Как описательная психология является основой для наук о духе, так и последние с разных сторон помогают понять жизнь индивидуального человека. В работе «Переживание и поэзия» (Das Erlebnis und die Dichtung. Lessing, Goethe, Novalis, Hölderlin, 1905) Дильтей утверждал, что поэтическое выражение наиболее полно и адекватно передает «переживание», ибо оно свободно от категориальных форм рефлексии, обладает особой «энергией переживания», «объективность» его не отстраняется от всего богатства душевных сил; в поэзии находят выражение основополагающие «формы» внутреннего мира.
В «Построении исторического мира в науках о духе» (Der Aufbau der geschichtlichen Welt in den Geisteswissenschaften, 1910) – последнем значительном произведении Дильтея – рассматривается проблема истолкования исторически данных форм – «объективаций жизни», поскольку человек живет «не в переживаниях, а в мире выражения» и характер опыта, лежащий в основе наук о духе, имеет преимущественно языковую природу. Метод философии жизни базируется, по Дильтею, на триединстве переживания определенных жизненных явлений, выражения (синоним «объективаций жизни») и понимания, проблематика которого вплотную подводит к проблеме чужой индивидуальности, Другого .
Применяемая Дильтеем методология понимания и интерпретации позволила исследователям (Гадамер, Больнов) назвать его основателем философской герменевтики (хотя Дильтей сам не употреблял этого термина применительно к своей философии). Философии жизни Дильтея многим обязана экзистенциальная философия (Ясперс , Г.Липпс), она оказала большое влияние на развитие педагогики (Г.Ноль, Э.Шпрангер, Т.Литт, О.-Ф.Больнов), в которой Дильтей видел «цель всякой подлинной философии».
Сочинения:
1. Gesammelte Schriften, Bd 1–18. Gott., 1950–77;
2. Briefwechsel zwischen Wilhelm Dilthey und dem Grafen Paul Yorck von Wartenburg, 1877–1897. Halle/Saale, 1923;
3. в рус. пер.: Типы мировоззрения и их обнаружение в метафизических системах. – В сб.: Новые идеи в философии, вып. 1. СПб., 1912;
4. Введение в науки о духе (фрагменты). – В кн.: Зарубежная эстетика и теория литературы XIX–XX вв. Трактаты, статьи, эссе. М., 1987;
5. Описательная психология. М., 1924;
6. Наброски к критике исторического разума. – «ВФ», 1988, № 4;
7. Собр. соч., т. 1. М., 2000.
Литература:
1. Dilthey O.-F. Eine Einführung in seine Philosophie. Lpz., 1936; 4 Aufl., Stuttg.–В.–Köln–Mainz, 1967;
2. Misch G. Vom Lebens- und Gedankenkreis Wilhelm Diltheys. Fr./M, 1947;
3. Materialien zur Philosophie Wilhelm Diltheys. Fr./M., 1987;
4. Плотников H.С. Жизнь и история. Философская программа Вильгельма Дильтея. М., 2000.
Родился 19 ноября 1833 в Бибрихе близ Висбадена. Сын пастора реформатской церкви. Изучал теологию в Гейдельбергском, затем в Берлинском университете. Получил степень доктора в Берлинском университете в 1864, в 1866 стал профессором философии Базельского университета. В дальнейшем был профессором университетов Киля (1868) и Бреслау (ныне Вроцлав) (1871), а также Берлинского университета, где преподавал с 1882.
Вклад, внесенный Дильтеем в философию вообще и в теорию познания, в частности, был оценен по достоинству уже после его смерти. Отчасти это случилось из-за старомодной терминологии – вместо терминов «культура» и «науки о культуре» (гуманитарные науки) Дильтей пользовался терминами «дух» и «науки о духе», что сразу же помещало его в традицию классического немецкого идеализма (Фихте , Гегель) и романтизма (Фр.Шлегель, Новалис). Таким образом, несмотря на то, что Дильтей, по сути, разрабатывал ту же проблематику, что занимала «философию культуры» конца 19 – начала 20 вв. (Г.Риккерт , В.Виндельбанд, О.Шпенглер), Дильтей долгое время не был включен в ее контекст.
Между тем для дильтеевского подхода характерен ряд моментов, выгодно отличающих его от концепции культуры, предложенной неокантианством . Во-первых, проблематику специфики историко-гуманитарного знания Дильтей, в противоположность Виндельбанду и Риккерту, не сводит к методологическим вопросам. Для Риккерта различение между «науками о культуре» и «науками о природе» обусловлено теоретико-познавательными причинами, а именно особенностями «образования понятий» в различных видах познания – историческом, с одной стороны, и естественнонаучном, с другой. Если естественные науки оперируют ценностно ненагруженными и «генерализирующими», т.е. обобщающими, отвлекающимися от индивидуальности, методами, то историческое познание является (1) ценностным, (2) «индивидуализирующим». Отличие сферы «природы» от сферы «истории» носит, согласно Риккерту, исключительно формальный характер: они познаются по-разному не в силу их онтологических свойств, а в силу того, что при их познании применяются разные логические средства. Очень похожее различение вводит Виндельбанд. У него оно предстает в виде дихотомии «номотетических» и «идиографических» методов. Номотетический метод естествознания направлен на выявление закономерностей, тогда как идиографический метод исторического познания описывает индивидуальность, уникальную неповторимость явлений.
У Дильтея же различие двух типов познания носит предметный характер: ученому-гуманитарию предстает в известной мере другая действительность, нежели та, с которой имеет дело представитель естественных наук. Во-вторых, содержание гуманитарного познания («наук о духе») далеко не сводится к исторической науке. Если для неокантианства «наука о культуре», по сути, тождественна истории как науке (обсуждение вопроса о теоретико-познавательном статусе «науки о культуре» у Риккерта совпадет с обсуждением критериев научности истории), то Дильтей рассматривает гуманитарное познание в качестве высоко дифференцированной целостности. К области «наук о духе» относятся, наряду с историей, филология, искусствознание, религиоведение и т.д. В-третьих, в том, что касается собственно методологического аспекта затронутой проблемы, Дильтей, опять-таки в противовес неокантианству, не редуцирует метод гуманитарного познания к «индивидуализирующим» процедурам историографии: наряду с «историческими», он выделяет «системно-теоретические» и «культурно-практические» методы гуманитарных наук. Наконец, в-четвертых, место познания культурно-исторического мира в неокантианстве определено рамками «философии ценностей»; культура предстает в результате как застывшая система, как неподвижный мир ценностей. Предлагаемая Дильтеем категория «жизнь» (и, соответственно, «философия жизни») обещает послужить гораздо более адекватным средством теоретического схватывания реальности культуры в ее динамике и изменчивости. Это продемонстрировал своим творчеством Георг Зиммель, многие положения теории культуры которого представляют собой развитие положений Дильтея.
Свой философский проект Дильтей прямо увязывает с Кантом . Если последний выступил в свое время с «Критикой чистого (т.е. теоретического) разума», то Дильтей предлагает «Критику исторического разума». Если для кантовской «Критики» главным был вопрос, как возможна метафизика, то для Дильтея – как возможна история. «История» при этом понимается в вышеприведенном смысле, т.е. не в качестве описательной дисциплины, историографии, а в качестве науки об изменчивом мире человеческих творений (о мире «духа»).
Рассматривая сферу духа как сферу объективаций человеческой жизни, Дильтей постепенно сближается с Гегелем , чье понятие «объективного духа» он использует в своих поздних работах.
Науки о духе, систему которых намеревался построить Дильтей, суть, строго говоря, не только науки о культуре, а общественные, социальные науки в современном смысле слова. Объект «духовно-исторического познания» – не просто «культура», а «общественно-историческая действительность» как таковая. Поэтому в состав «наук о духе» входят, наряду с привычными гуманитарными дисциплинами, также теория хозяйства и учение о государстве. Система знания об общественно-исторической действительности включает в себя, согласно Дильтею, две группы наук – «науки о системах культуры» и «науки о внешней организации общества».
Ставя вопрос о теоретико-познавательном статусе исторического познания, Дильтей попадает в самый центр дебатов вокруг т.н. «проблемы историзма». Во второй половине 19 в. слово «историзм» ассоциируется преимущественно с «исторической школой» (Савиньи в теории права, Ранке и Дройзен в историографии) и со связанным с нею противостоянием спекулятивной философии истории гегелевского типа. Главная забота историка – конкретная жизнь конкретных сообществ, говорят приверженцы «историзма». Вместе с тем перемещение внимания на «событийность» (т.е. изменчивость, преходящесть исторической реальности) имело своим результатом упразднение традиционного вопрошания о смысле истории. Вот почему приверженность историзму к началу 20 в. все чаще начинает означать приверженность историческому позитивизму.
Исключительно важную роль в развиваемой Дильтеем теории познанияиграет понятие «взаимосвязь», или «целокупность». Оно имеет не только гносеологический и методологический, но и онтологический аспект, обозначая как взаимосвязь знания, так и взаимосвязь действительности. Намереваясь преодолеть восходящий к Декарту субъект-объектный дуализм, Дильтей усматривает исток этого дуализма в искусственном расщеплении данности мира на «внутреннее» и «внешнее». Между тем такое расщепление не существует изначально, а является результатом интеллектуального конструирования. Если картезианская модель познания исходит из абстракции чистого мышления, то Дильтей делает своей отправной точкой «переживание». Именно в переживании познающему открывается живая, а не логически препарированная реальность. Конкретизируя это положение, Дильтей вводит понятие «жизнь». Жизнь есть одновременно и предмет познания, и его исходный пункт. Поскольку познающий, будучи живым существом, с самого начала является частью жизни как целого, его доступ к «духовно-исторической» реальности облегчен в сравнении с доступом к природному миру. Духовно-историческая реальность дана ему непосредственно. Имя этой непосредственности – «понимание». Формулируя эту мысль, Дильтей выдвигает свой знаменитый тезис: «природу мы объясняем, духовную жизнь мы понимаем». Заостряя противоположность пониманиякак интуитивного постижения реальности объяснениюкак дискурсивно-логической процедуре, Дильтей дает повод считать себя сторонником субъективизма. Но это противоречит основной цели его философии – дать методологическое обоснование историко-гуманитарного познания, что предполагает построение последнего на общезначимом, а не на субъективно-психологическом, основании. Это противоречие Дильтею не удалось полностью снять. Отвечая на критику Риккерта (а позже – на критику Гуссерля), философ вносит коррективы в свою гносеологическую концепцию. Он подчеркивает нетождественность «понимания» и «переживания», говорит о постоянном «взаимодействии живого опыта и понятия» в социально-гуманитарном познании (о роли процедуры анализа и абстрагирования речь шла уже в первом крупном труде Дильтея Введение в науки о духе (1883). Вместе с тем акт понимания остается для него прежде всего интуитивным схватыванием («во всяком понимании есть нечто иррациональное»). Дильтей постоянно указывает, что историко-гуманитарное познание имеет дело со сферой объективации, и трактует понимание как репродукцию, воспроизведение запечатленных в произведениях культуры «жизнеобнаружений» (объективаций жизни), но в то же время настойчиво утверждает приоритет психологии в системе социально-гуманитарного знания. Дильтей, как верно указал Гуссерль, так и не преодолел психологизма – редукции смысловых связей к психическим связям. Однако ряд оставленных Дильтеем набросков, а также отдельные фрагменты при жизни опубликованных сочинений, свидетельствует, что он отдавал себе отчет в порочности психологизма и искал выхода из обусловленного психологизмом методологического тупика.
Обращение к феномену понимания делает философско-методологическую программу Дильтея программой герменевтической. Разрабатывая проблематику герменевтики, Дильтей, вслед за Шлейермахером, ставит вопрос об условиях возможности понимания письменных документов. Высшим условием выступает для Дильтея гомогенная (однородная) структура «общественно-исторического мира». Понимающий здесь – такая же часть духовно-исторической действительности, как и понимаемое: «Только то, что сотворено духом, дух в состоянии понять». И все же то, что позволяет некоторому произведению или тексту быть понятым – это отнюдь не изначальная изоморфность психологического устройства автора и читателя. Хотя у Дильтея можно встретить и такую трактовку сущности понимания, центр тяжести его герменевтической теории лежит не в субъективно-психологической плоскости, свидетельством тому – сама категория «объективного духа». Именно на эту, говоря современным языком, сферу культурных объективаций, и направлено преимущественное внимание дильтеевской «понимающей психологии». Но процесс понимания объективации вообще не сводится к простой эмпатии («вчувствованию»), а предполагает сложную историческую реконструкцию, а значит – вторичное конструирование того духовного мира, в котором жил автор. Эта мысль с достаточной четкостью звучит уже в Возникновении герменевтики (1900). Однако другой аспект герменевтики Дильтея, связанный с проблемой общезначимости понимания, остался в его прижизненных публикациях в тени. Проблематика общезначимости понимания схватывается Дильтеем в категории «внутренней целостности», или «внутренней взаимосвязи», выражающей такое объективное содержание, которое не может быть сведено к к.-л. индивидуально-психологическим интенциям. Данное содержание есть не что иное, как сфера идеально-логических значений. Осознав самостоятельность этой сферы, Дильтей вплотную подошел к феноменологии (не случайно Шелер включает его, наряду с Бергсоном и Ницше , в число родоначальников феноменологического направления в философии). Герменевтическая концепция Дильтея, как показали новейшие исследования (Рикёр , Ф. Роди), не так уж далеко отстоит от экзистенциально-феноменологической и экзистенциально-герменевтической ветви в философии 20 в. Сколь бы энергично ни подчеркивали свой разрыв с прежней герменевтической традицией «фундаментальная онтология» (Хайдеггер) и «философская герменевтика» (Гадамер), многие их базисные положения можно найти уже у Дильтея. Согласно Хайдеггеру, понимание есть раскрытие структуры герменевтического опыта, т.е. изначально заложенного в человеческом бытии «понимания бытия». Отсюда следует неизбежность герменевтического круга, который нельзя разорвать, ибо он связан не с методологическими трудностями, а с онтологической структурой понимания. Весьма сходные мысли, пользуясь другими терминами, высказывает в связи с проблемой «герменевтического круга» Дильтей. Герменевтический круг, или круг понимания, обусловлен, по Дильтею, тем, что целостная взаимосвязь процесса жизни может быть понята только исходя из отдельных частей этой взаимосвязи, а каждая из этих частей, в свою очередь, нуждается для своего понимания в учете всей целостности. Если Хайдеггер и Гадамер, полемизируя с субъективно-психологическим подходом к герменевтической проблематике, подчеркивают, что понятийной парой в ситуации понимания являются не «субъект» / «объект» (тем более не «автор» /«интерпретатор»), а скорее «здесь-бытие» / «бытие» (Dasein / Sein), то Дильтей тоже выводит герменевтическую проблему за рамки столкновения двух субъективностей: выделяемая им понятийная пара есть «жизнь» / «жизнь». Все зависит от того, как Дильтея прочесть. Дильтеевская категория «жизнь» в известном смысле сродни хайдеггеровскому «бытию»: как Sein лишено смысла без Dasein, так и Leben артикулирует себя в Erleben (переживании), Ausdrueck (выражении) и Verstehen (понимании). Немаловажное значение имеет и то обстоятельство, что в поздних работах Дильтей вводит различие между Lebensausdrueck и Erlebnisausdrueck – «выражением жизни» и «выражением переживания».
Герменевтические разработки Дильтея дали толчок т.н. «духовно-исторической школе» в историко-культурных и историко-литературных исследованиях. Парадигмальными для нее стали Жизнь Шлейермахера (1870), История юного Гегеля (1905), Переживание и поэзия: Лессинг, Гёте, Новалис и Гёльдерлин (1906), Сила поэтического воображения и безумие (1886) и др.
В 1960-е годы нераскрытый потенциал дильтеевской герменевтики стал предметом размышлений О.Ф.Больнова, который, основываясь на работах Г.Миша и X.Липпса, показал продуктивность идей Дильтея в контексте современной логики и философии языка.
Однако актуальность Дильтея не исчерпывается только его ролью в истории герменевтики. Кассирер в эссе Опыт о человеке: введение в философию человеческой культуры (1945) называет Дильтея одной из важнейших фигур в «истории философии человека», т.е. философской антропологии в широком смысле слова. Прямое и косвенное влияние Дильтея на философско-антропологическую мысль 20 в. велико. Так, под неявным воздействием Дильтея строится оппозиция «духа» и «жизни» в концепции М.Шелера – да и само понятие жизни, развиваемое Шелером в полемике с витализмом и натурализмом, очевидным образом восходит к Дильтею (а не, например, к Ницше). Тезис Гелена о культуре как сущностном выражении «природы» человека, равно как и сама базовая идея Гелена о необходимости увязать изучение человека с изучением мира культуры (теория институтов), также имеют своим, хотя и неявным, истоком положения Дильтея. В качестве непосредственного продолжения философско-методологической программы Дильтея строит свою философскую антропологию Плесснер : последняя замышляется им как универсальное знание о человеке, преодолевающее дихотомию естественнонаучного и гуманитарного подходов. Наконец, Дильтея можно без особых преувеличений назвать родоначальником немецкой культурной антропологии. Если в англо-американской литературе этот термин обозначает совокупность чисто эмпирических дисциплин, то в немецкую научную традицию понятие «культурная антропология» (Kulturanthropologie) ввел Ротхакер в одноименной книге 1942. Исходные положения данной книги определены кругом идей Дильтея.
Сочинения: Типы мировоззрения и обнаружение их в метафизических системах . – В кн.: Новые идеи в философии. СПб, 1912. Сб. 1; Введение в науки о духе; Сила поэтического воображения. Начала поэтики . – В кн.: Зарубежная эстетика и теория литературы XIX – XX вв. М., 1987; Описательная психология . СПб., 1996. Собрание сочинений в шести томах. М., 2000.
Владимир Малахов