Текст работы размещён без изображений и формул.
Полная версия работы доступна во вкладке "Файлы работы" в формате PDF
Знакомо ли вам выражение «Дети-цветы жизни»? А вот слова ученого и педагога В.Воронова: «Цветы, неожиданно зацветшие в марте, были погублены и разметаны октябрьской бурей». О чем оно? Речь идет о детях - о тех, чье детство совпало с революционными событиями 1917 года…
Сначала с февральскими, которые приняли с восторгом и надеждой на лучшую жизнь все слои общества. Даже дети пели «Марсельезу», привязывали красные ленточки и верили в свободу Родины.
Октябрь 1917 перевернул жизнь каждого ребенка. Дети оказались заложниками революции, ведь они принадлежали к различным социальным, национальным, религиозным группам, имели разный уровень образования и достатка, их родители придерживались разных политических взглядов.
Страшным стало то, что в одной и той же семье вдруг обнаруживались «каин» и «авель» и брат мог убить брата…
В художественной литературе и кинематографе сложно встретить объективное описание тех октябрьских событий. Тем более сложно проследить и прочувствовать жизнь детей в то время. Но мы попробуем.
В Национальной электронной детской библиотеке представлено 4 произведения в разделе «Дети в Октябрьской революции 1917 года». Только два из них доступны для чтения. Это «Пашка-миллионщик» Б.Емельянова и «Записки витмеровца» А.Ильина. Из первой книги мы узнаем историю бедного мальчишки, которому революция дала хлеб, жильё, надежду на достойную жизнь. «Всё это твоё, парень! Навсегда. Навечно. Октябрьская революция победила». Во второй повествование ведется от лица юноши - члена межученической организации. Он участвовал в событиях октября 1917 года. И это уже другой взгляд - осмысленный, идейный, революционный.
«Пашкины колокола» Арсения Рутько, «Петроградская повесть» Н.Жданова - вот ещё произведения о событиях тех дней. Я читал и восхищался смелостью детей, участвовавших в революционных событиях.
Эти дети были свидетелями штурма Зимнего дворца, боев на московских баррикадах. Под страхом смерти они расклеивали на улицах листовки с первыми декретами советской власти: «О мире», «О земле»… На гребнях баррикад стояли они наравне со взрослыми. Одним словом - герои.
Герой повести А. Рутько «Пашкины колокола» - настоящий московский Гаврош Павлик Андреев, мой сверстник. Он погиб в возрасте 14 лет. В его честь названа улица в Москве. «Пашка ни о чем не думал, его будто бы вела какая-то посторонняя, невидимая, но необоримая сила». А сила эта - любовь к Родине.
В «Петроградской повести» Н.Жданова герой - совсем маленький мальчик, девятилетний Гриша Бугров. После смерти матери-учительницы его новыми учителями стали матросы и красногвардейцы. Их слова: «Наша правда мужицкая - вся в земле кроется. Сколько годов по земле ходим, и пашем, и сеем, и потом её поливаем и кровью, землю-то, а она всё не наша», «Теперь, парень, такой ветер подует по земле - не удержишь. Любую силу сметёт, любую стену повалит!» - стали девизом жизни Григория.
Таких мальчишек было много. В Санкт-Петербурге есть небольшой монумент, надпись на котором гласит: «Честь и слава детям питерских рабочих, погибшим в октябре 1917 года».
Все эти дети из нового мира, мира революции - «кто был ничем, тот станет всем».
А задумывались ли вы, что стало с детьми тех, кто не принимал революцию, для кого октябрь 1917 года стал «кровавым».
Совсем недавно я познакомился с книгой «Зеленая ветка мая» Марии Прилежаевой. Мои впечатления дополнили другие герои. Это дети из дворянских семей. Героиня этой книги - скромная девушка Катя. На её долю выпали тяжёлые испытания: смерть матери и брата, нищета и голод. Но она не сломалась. Осталась благородной, воспитанной, не изменила своим принципам и идеалам. Дальнейшая жизнь «бывшей дворянки» проходит в деревне, где она учит грамоте деревенских баб и ребятишек.
Дети-дворяне, дети-казаки, дети-кадеты… В художественной литературе советского периода нет таких героев, потому что о них просто не писали.
Это уже совсем другой мир и другое детство. Об их судьбах мы можем узнать из книги «Дети эмиграции. Воспоминания».. В Тшебовской гимназии детям было предложено написать сочинение на тему «Мои воспоминания с 1917 года». В этой книге собраны выдержки более чем из 2400 детских сочинений. Прочитанное потрясает... «Это было время, когда кто-то всегда кричал «ура», кто-то плакал, а по городу носился трупный запах». А вот и заветные слова: «Сколько их было... героев, еще мальчиков, беззаветно отдавших жизнь свою за правое дело». Значит, были «герои» и среди детей другого мира - мира контрреволюции.
Я вдруг задумался: что потеряли и что приобрели дети этих двух миров? Ведь и одни, и другие - дети ! «Неудержимо летели они на зарево пожара, окрыленные только любовью к России, часто опаляя свои детские крылья». И по одну и по другую сторону баррикад они «видели то же, теми же детскими глазами впитывали в себя все это».
Время всё расставило по своим местам. Те дети выросли. И уже совсем не важно, к какому миру они принадлежали тогда, сто лет назад. Главное, что их дети, внуки, правнуки - русские люди.
Сейчас нет ни октябрят, ни пионеров. Но 29 октября 2015 года в нашей стране возникло новое Всероссийское военно-патриотическое общественное движение - Юнармия. Главная его цель - вызвать интерес у подрастающего поколения к географии и истории России, ее героям, выдающимся ученым и полководцам. Я надеюсь, что благодаря этому движению наша любовь к Родине будет идти от сердца, а не «провозглашаться устами взрослых», (которые до сих пор неоднозначно говорят об Октябре 1917) .
Я уверен, что наше поколение не будет жарить сосиски на Вечном Огне, осквернять портреты революционеров, разрушать памятники.
Пусть будет один счастливый мир и одно счастливое детство.
Революции 1917 года и последовавшая за ними Гражданская война - кровавое и трагичное время в истории России. Миллионы человек погибли, миллионы были покалечены, миллионы оказались лишены родины или свободы. «Русь слиняла в два дня», - писал Розанов. На ее место пришел Советский Союз с принципиально иной идеологией и политикой.
Уже в начале 20-х годов появились первые романы и повести о Гражданской войне. Авторы этих произведений, как правило, сами были либо активными участниками, либо свидетелями тех событий. Часть из них имела ярко выраженную идеологическую окраску (вроде образцово-показательных произведений Фадеева, Серафимовича или Фурманова), но некоторым писателям удалось избежать «агиток» и создать настоящие шедевры русской литературы - не просто задокументировать происходящее, но осмыслить произошедшие со страной кровавые перемены.
Мы выбрали семь таких книг.
Тихий Дон . Михаил Шолохов
«Тихий Дон » - один из главных русских романов прошлого века. И одна из главных литературных загадок. Вопрос о том, сам ли Шолохов написал его, все еще поднимается исследователями его творчества. Именно за эту эпопею писатель получил Нобелевскую премию по литературе с формулировкой «За художественную силу и цельность эпоса о донском казачестве в переломное для России время». Роман, бесспорно, является самым известным произведением о Гражданской войне, а образ главного героя, Григория Мелехова, стал своеобразным символом того кровавого и противоречивого периода отечественной истории.
Доктор Живаго . Борис Пастернак
«Доктор Живаго » - роман о начале XX века, о революции 1905-1907 годов, за которой последовала Первая мировая война, Февральская и Октябрьская революции. Роман заканчивается грозным предзнаменованием Второй мировой и ГУЛАГа, однако центральное место здесь занимают роковые события 1917-го.
Несколько семей, несколько сословий и история одного талантливого человека, который побывал и среди белых, и среди красных, потерял двух любимых женщин и медленно сходил с ума вместе со своей страной, повисшей между прошлым и будущим. «Доктор Живаго» метафоричен, и именно за это пострадал Борис Пастернак, так и не сумевший окончательно оправиться от травли, начавшейся после публикации произведения за границей и присуждения ему Нобелевской премии по литературе (от которой писатель был вынужден отказаться).
Белая гвардия . Михаил Булгаков
Первый роман Михаила Булгакова и одно из немногих произведений, точно описывающих события Гражданской войны на Украине. «Белая гвардия » стала реквиемом русской интеллигенции и тому укладу жизни, в котором существовала семья Булгакова и его друзья.
Почти у каждого персонажа этой книги есть свой реальный прототип. Даже дом, где живут Турбины - это тот же дом, в котором жили Булгаковы до 1918 года. Отдельным героем здесь выступает полумистический революционный Киев, который на протяжении всего романа называется просто «Городом».
Хождение по мукам . Алексей Толстой
Трилогию «Хождение по мукам » Алексей Николаевич Толстой создавал более 20 лет (с 1919 по 1941). Работу над «Сестрами» он начал в эмиграции, «Восемнадцатый год» и «Хмурое утро» написал уже после возвращения на родину.
В первой книге отразилась жизнь русской интеллигенции Серебряного века: литературные кружки и салоны, споры писателей и поэтов, будни Петрограда, Москвы, Самары и других городов страны в 1914–1917 годах. Второй и третий романы цикла посвящены событиям Гражданской войны. Вместе с героями Толстого читатель скитается по залитым кровью просторам России и Украины, встречается с Нестором Махно и его анархистами, находится рядом с генералом Корниловым в день его убийства, наблюдает за штурмом Екатеринослава и становится очевидцем многих других событий тех страшных лет.
Писателю удалось создать по-настоящему эпичную панораму жизни страны в один из самых сложных периодов отечественной истории.
Солнце мертвых . Иван Шмелёв
В центре романа известного русского писателя-эмигранта, автора «Богомолья» и «Лета Господня », лежит противостояние в Крыму. Его «Солнце мертвых » называют одним из самых правдивых и страшных произведений о Гражданской войне в России. Шмелёв собственными глазами видел зверства, которые творили большевики с разбитыми войсками генерала Врангеля и местными жителями во времена Красного террора. Тогда же был расстрелян 25-летний сын писателя. Самому Ивану Сергеевичу чудом удалось спастись. Он бежал с полуострова в Москву, а в 1924 году навсегда уехал из страны.
Россия, кровью умытая . Артем Весёлый
Артем Весёлый (настоящее имя Николай Кочкуров) родился в один год с Олешей, Набоковым и Платоновым. По стилистике своих работ был близок к Пильняку. Самым известным его произведением считается роман «Россия, кровью умытая », название которого говорит само за себя. Весёлый воевал на деникинском фронте, затем некоторое время служил чекистом, так что с материалом у него проблем не возникло. Во времена Большого террора писатель быль арестован и расстрелян. Репрессиям подверглись и его ближайшие родственники.
Конь Рыжий . Алексей Черкасов и Полина Москвитина
«Конь Рыжий» - вторая часть эпической трилогии «Сказания о людях тайги », написанная Алексеем Черкасовым и Полиной Москвитиной в 1972 году. Книга является прямым продолжением романа «Хмель», в котором рассказывается о жизни сибирских старообрядцев в XIX и начале XX века (до 1917-го).
«Конь Рыжий» охватывает события, происходившие на юге Енисейской губернии во времена Гражданской войны. В нем описаны революционные Красноярск и Минусинск, расправа колчаковцев над железнодорожными рабочими, кровопролитная борьба крестьян с белым казачеством, террор и грабежи Чехословацкого корпуса и многие другие страшные события тех лет. В основе сюжета лежит история таштыпского казака Ноя Лебедя, принявшего сторону красных в братоубийственной войне.
«Большевики приходят к власти: Революция 1917 года в Петрограде» Александра Рабиновича
Александр Шубин
руководитель Центра истории России, Украины и Белоруссии Института всеобщей истории РАН
Книга известного американского историка подробно анализирует процесс прихода к власти большевиков. Рабинович выясняет, что можно и что нельзя было реально сделать в той экстремальной социальной ситуации. Автор не сочувствует Ленину, но показывает, что его триумф был результатом неудачи социальной политики Временного правительства и неспособности договориться оппонентов Ленина из разных партий - включая и умеренных большевиков Льва Каменева и Григория Зиновьева. В несостоявшемся союзе умеренных большевиков и левых социалистов Рабинович видит главную альтернативу тому пути развития страны, который вел от 1917 к 1937 году.
Александр Шубин:
«Рабинович продолжает исследовать ход революции в Петрограде после прихода большевиков к власти. Автор подробно разбирает повороты большевистской политики, связанные с переговорами о левых коалициях, Брестским миром, продовольственным кризисом, красным террором, началом Гражданской войны. Поскольку в марте 1918 года столицу перенесли в Москву, Рабинович рассматривает политику большевиков в Петрограде уже как в провинциальном центре».
Издательство «АИРО-XXI», «Новый хронограф», Москва, 2007, пер. И.Давидян
«Военный дневник Великого князя Андрея Владимировича Романова (1914–1917)» Андрея Романова
Серафим Ореханов
старший редактор проекта «1917»
Страсть всех Романовых к ведению дневников - вещь широко известная. Большая часть из них невыносимо скучны, и читают их только специалисты или персональные фанаты. Эта книга - исключение: автор, дальний родственник Николая II, не разделивший его судьбу благодаря своевременной эмиграции, описывает Первую мировую и революцию подробно и занимательно, а его общественное положение давало ему ценные инсайды и просто хорошие сплетни из придворных кругов.
«Государство и революция» Владимира Ленина
Кирилл Кобрин
историк, литератор, редактор журнала «Неприкосновенный запас», автор 20 книг и многочисленных публикаций в российской и европейской прессе
Многие люди моего возраста и старше поморщатся, увидев это название. Действительно, с помощью «Г. и Р.» пытали не одно поколение советских школьников, студентов и аспирантов. Однако этот факт - а также то, что сегодня разговор почти исключительно ведется не о Ленине, а о его трупе, который отчего-то требуют «похоронить по-христиански» (фраза, за которую Ильич распорядился бы немедленно поставить к стенке), - не умаляет очевидного. «Государство и революция» - главная книга о революции в XX веке вообще и о русской революции в частности. Там сформулированы основные позиции, на которых революция и большевики удержали власть, победили в Гражданской войне и построили свое государство. «Диктатура пролетариата», «крайняя авторитарность революции», «партия - авангард пролетариата» и прочее. Книга написана энергично, как обычно у Ленина. Увы, некоторые мысли теряются в стилистической каше, в потоке неряшливой брани в адрес политических оппонентов, но это не так уж важно. Многие хорошие книги написаны плохо. К тому же в 1917-м у Ленина было множество хлопот в связи с воплощением своих идей в жизнь.
«Двенадцать» Александра Блока
Кирилл Кобрин: « пристально вслушивался в музыку революции. Его слух был настроен на цайтгайст, на психику и психологию толпы - а революцию делали толпы, пусть и предводительствуемые вождями. Ухо Блока не воспринимало бранчливый тенорок экс-студента Казанского университета, да и к мистическим завываниям своих соратников по символизму он был вполне холоден. Блок бродил по улицам и слушал толпу - не отдельных людей, а их массу. Оттого «двенадцать» - не апостолы революции, а просто случайная проба этой массы. Проба оказалась довольно ужасающей, музыка революции - неотличимой от мещанского романса: «Ах!», «Эх!». Сегодня в «Двенадцать» интересны не так называемое «политическое падение» Блока (или «политический взлет», это как посмотреть), не якобы новая для него поэтика и все такое. Если отвлечься от вышеперечисленного, становится очевидным главное: Блок понял, из чего - и особенно из кого - состоит революция. Поэт разглядел в ней морду слободского хулигана, расхристанного люмпена, готового на все. Исус Христос ведет за собой дюжину внезапно осатаневших зощенковских персонажей».
«Дневник. 1906–1980» Рюрика Ивнева
Серафим Ореханов: «Малоизвестный даже в России поэт (имажинист, но по состоянию на год еще футурист) Ивнев - фигура скорее трагическая: он дожил до 1981-го, отказавшись от убеждений юности в пользу соцреализма и, в общем-то, предав все, за что боролся в революцию. Тем не менее дневник Ивнева за 1917-й невероятно трогательное чтение: «Все радуются убийству Распутина, ликуют, а я спать не мог всю ночь. Не могу, не могу радоваться убийству. Может быть, он был вреден, может быть, Россия спасена, но не могу, не могу радоваться убийству».
Издательство «Эллис Лак», Москва, 2012
«Дневник. 1917–1919. Петроград. Крым. Тифлис» Веры Судейкиной
Серафим Ореханов: «Жена очень успешного художника и сама художница описывает жизнь самого буржуазного слоя петроградской богемы в революционные годы. Вечеринки в остромодных «Бродячей собаке» и «Привале комедиантов» и похмелье поутру, общение с коллекционерами и скандальное поведение футуристов и супрематистов - в общем, все как обычно. Только иногда не хватает еды».
Издательство «Русский путь», Москва, 2006
«За кулисами Антанты» Фрэнсиса Берти
Павел Пряников
основатель блога «Толкователь» и телеграм-канала «Красный Сион»
Фрэнсис Берти - английский посол в Париже во время Первой мировой; книга представляет собой его дневник с 1914-го по 1919 год. России в ней отведено не так много места: Берти цитирует донесения английской разведки из Петрограда, размышляет о природе русских, немного прогнозирует будущее страны. К примеру, уже осенью 1915 года он был уверен, что скоро в России произойдет революция, а после 10 января 1917 года, после убийства Распутина, он уже твердо пишет, что «Россия на краю революции». Но важен контекст этого дневника, все, что происходило вокруг России, когда в ней сгущался взрыв.
Первая запись об Октябрьской революции появляется в дневнике Берти только 8 декабря 1917 года: он радуется, что у России наконец-то появился диктатор, который наведет в ней порядок. А 17 декабря 1917 года Берти приветствует новость о выдвижении норвежскими социал-демократами Ленина и Троцкого на Нобелевскую премию мира.
Издательство ГПИБ, Москва, 2014, пер. Е.Берловича
«Записки о революции» Николая Суханова
Александр Шубин:
«Автор был активным революционером и входил в Исполком Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. Он в деталях рассказывает о событиях февраля-ноября 1917 года, свидетелем которых был сам или о которых нашел информацию, когда работал над книгой в начале 1920-х. В основном речь идет о кухне Советов, но много интересного можно прочитать и об обстановке в правительственных кругах, о ситуации в стране в целом. Хотя Суханов был левым меньшевиком, книгу прочел и полемически комментировал Владимир Ленин».
«Из моей жизни и работы: Воспоминания и дневники» Александры Коллонтай
Серафим Ореханов: «В принципе, подойдет любая антология статей и писем главной советской феминистки. Это максимально похоже на фейсбук немолодой женщины, уехавшей из России, где она провела большую часть жизни, в эмиграцию на Запад. Ностальгия перемежается наблюдениями за европейской и американской жизнью, размышлениями о высоком, статусами о детях. Особенно хороша переписка с Лениным и Крупской. В середине 1917 года Коллонтай вернулась и приняла деятельное участие в революции».
Издательство «Советская Россия», Москва, 1974
«Истоки и смысл русского коммунизма» Николая Бердяева
Серафим Ореханов: «Книга не то чтобы от начала до конца объясняет 1917 год, но, во всяком случае, одной из первых играет на этом поле. Бердяев помещает революцию в контекст русской культуры, начиная с Гоголя, и пытается таким образом обнаружить ее истинный смысл, скрытый под покровом политической возни и насилия. В отличие от чисто философских трудов Бердяева эту работу может с удовольствием прочитать и абсолютно неподготовленный человек. Если хочется умной и неординарной рефлексии на тему русской революции, то, кажется, это самый легкий путь».
«История и классовое сознание» и «Ленин. Исследовательский очерк о взаимосвязи его идей» Георга Лукача
1 из 2
2 из 2
Это не историческая книга, но наиболее глубокое философское осмысление целей и сил революции-1917. Пролетариат как особое сообщество, драматичное положение которого позволит ему совершить прыжок из предыстории в историю. Экзистенциальный пафос самопознания материи через нового коммунистического человека и революционная партия как историческое острие мирового духа. Мир, в котором к вещам относятся как к личностям, а к личностям как к вещам, обречен взорваться изнутри, и тогда на место прежней буржуазной рациональности придет новая диалектическая логика рабочего класса, соединившего теорию и практику в освободительном политическом акте. Решив снабдить коммунистическое движение более конкретной и прагматичной философией, Лукач параллельно пишет свою книгу о Ленине, претендующую на роль стратегической доктрины красной революции.
«История русской революции» и «Моя жизнь» Льва Троцкого
1 из 2
2 из 2
Алексей Цветков: «Трехтомное исследование Троцкого дает такую же полную панораму событий 1917-го, как и знаменитая книга Карлейля для Французской революции. Подробная хроника с точными портретами, остроумными историческими аналогиями, классовым анализом действующих лиц и фиксацией всех случившихся и не случившихся поворотов. В «Моей жизни» другая оптика, это автобиография профессионального революционера, кульминацией которой и стал захват власти Советами в Петрограде. Отличный способ почувствовать себя творителем истории миллионов людей».
«Николай Клюев» Сергея Куняева
Павел Пряников: «Добротно составленная биография «крестьянского поэта» Николая Клюева. Событиям 1917 года в ней отведено под сотню страниц. На момент Февральской революции старообрядческий провидец, гомосексуалист, певец Русского Севера, Клюев вместе с Есениным работал под крышей охранки в пропаганде «Русского мiра». Кончина монархии в одностороннем порядке разрывает этот их контракт. Клюев с восторгом принимает большевиков и лично Ленина. Он пишет свое самое знаменитое стихотворение:
Есть в Ленине кержанский дух,
Игуменский окрик в декретах,
Как будто истоки разрух
Он ищет в «Поморских ответах».
Октябрьская революция воспринимается Клюевым как появление на миру доселе скрытого Беловодья - старообрядческого рая на земле.
Книга хорошо показывает, как воспринимался Октябрь в эсхатологических и богемных кругах России, а также постепенную трансформацию их надежд в разочарование».
Издательство «Молодая гвардия», Москва, 2014
«О развитии революционных идей в России» Александра Герцена
Кирилл Кобрин: «Своего рода приквел к первой книге в моем списке. Нет-нет, не в смысле, что Герцен, разбуженный декабристами, схватился за веревку колокола и принялся шуметь, в свою очередь пробудив ото сна народников, народовольцев, эсдеков, юношу Володю Ульянова, а тот взял и сказал ту самую фразу про «мы пойдем другим путем». Нет. Просто Ленин - не господин Ульянов, а революционный теоретик Ленин, - начался там, где по большому счету поставил точку Герцен, - на идее особости будущей революции в России, ее неклассичности. Только Герцен делал ставку на врожденный коммунизм русской сельской общины, а Ленин - на то орудие, с помощью которого революция должна была делаться, на дисциплинированную, снабженную простой и эффективной идеологией партию. Ленинская партия - Архимедов рычаг, которым можно перевернуть мир, причем свойства переворачиваемого мира истинного революционера не интересуют. Любопытно также, что «О развитии революционных идей» написана на французском, впервые опубликована на немецком - и только потом, почти 10 лет спустя, в 1861-м, на русском, нелегально, конечно. Не считая отцов анархизма Бакунина и Кропоткина, Герцен был первым поставщиком русского революционного теоретического экспорта в Европу. Ленин с успехом продолжил это дело. А за ним - Троцкий».
«Окаянные дни» Ивана Бунина
Кирилл Кобрин: «Ту же, что и Блок, морду увидел в событиях 1917-го и Бунин, только вот с Исусом он предпочитал поддерживать контакт более традиционным способом - посредством служителей Русской православной церкви. Ничего мистического он в революции не видел - как и не считал ее актом справедливости, апокалиптическим ответом на страдания «народа» при старом режиме. Идея справедливости вообще была чужда этому человеку. Бунин любил хорошо есть, приятно пить, сочинять красивые стихи и красивую («парчовую», как называл ее Набоков) прозу, ловеласничать, неторопливо и со вкусом путешествовать и - что важно - получать хорошие гонорары. Все это революция у него отобрала. Я не иронизирую: Бунину действительно было что терять - и он повел себя точно так, как описывал подобную ситуацию Маркс, - стал защищать свой класс и присущий тому строй и порядок вещей. Злость, переходящая в отчаяние, сделала Бунина еще более внимательным, чем обычно, придала ему окончательной точности в некоторых описаниях. Хотя бы в этом: «Рыжий, в пальто с каракулевым круглым воротником, с рыжими кудрявыми бровями, с свежевыбритым лицом в пудре и с золотыми пломбами во рту, однообразно, точно читая, говорит о несправедливостях старого режима».
Алексей Цветков:
«Лучший стилист прежней России видит революцию глазами проигравшей стороны как финал цивилизации вообще, апокалиптический водевиль. Большевики и анархисты «хуже печенегов», а прежний мещанин чувствует свой город завоеванным и страшится пролетарских «уплотнений». Интеллигенты выпустили на волю «каторжных горилл» и «Азию» «с подсолнухами в кулаках». Маяковский как вульгарный хам. Сквозной мотив - восстание техники, бунт устройств. Сам по себе звонит телефон на столе, и из него сыплются искры, отвратительные грузовики и наглые мотоциклетки на улицах вместо милых лошадей. Этот дневник Бунин закопал в землю, опасаясь обыска одесских чекистов».
«Поколение на повороте» Лидии Гинзбург
Кирилл Кобрин: «Эссе, сочиненное в начале 1970-х «в стол», без надежды на публикацию, но - Гинзбург повезло - опубликованное таки при жизни автора, в самом конце. Подведение итогов революции представителем поколения интеллигентов, которое и совершало в прямом, политическом смысле, революцию и поддерживало ее со всем энтузиазмом. Это была действительно их революция - она на самом деле освободила подданных нелепой, навек, как казалось, подмороженной империи, дала им возможность делать то, что они хотели. И они делали - новое общество, новое государство, новую науку, новое искусство. Только вот кончилось все кошмаром, по сравнению с которым Кровавое воскресенье кажется мелкой неприятностью, а «столыпинские галстуки» - небольшой вольностью обычно гуманного и сдержанного премьера. В отличие от тех, кто революции не нюхивал, Лидия Гинзбург не отрекается ни от своего поколения, ни от того, что ее поколение делало и что оно думало».
Издательство «Искусство», Санкт-Петербург, 2002
«Сентиментальное путешествие» Виктора Шкловского
Кирилл Кобрин: «Заманчиво думать, что где-то существует книга о революции, сочиненная этим господином (товарищем) с пудреным лицом и золотыми пломбами (не так уж точно Бунин писал, кстати, - ну не пломбы же золотые). Увы, я такой книги не знаю. Зато есть другая книга - блестящего, полного жизни и энергии молодого человека, который революцию делал сознательно, страстно, азартно, как и все остальное, за что ему приходилось браться, пока не сломался, конечно. Булгаков в «Белой гвардии» описал - с неприязнью - некоего Шполянского, а Шполянский-то был великим теоретиком литературы и одним из лучших русских писателей прошлого века, поинтереснее литературного профессора Преображенского уж точно. Если хочешь сподвигнуть молодого человека на революционную деятельность, вложи в его руки «Сентиментальное путешествие». Революция здесь - возможность наконец зажить по полной, словить кайф, заняться настоящим делом. комиссарит в армии Временного правительства в Галиции, он уводит полузабытую метрополией русскую армию из Персии, но помимо этих бесценных страниц «Сентиментального путешествия» в нем есть - в самом начале - и о феврале 1917 года, о том, как это выглядело изнутри: «Наступила ночь. В Таврическом дворце был полный хаос. Привозили оружие, приходили люди, пока еще одиночные, тащили провизию, реквизированную где-то; в комнате у подъезда были сложены мешки. Уже приводили арестованных. В Думе какая-то барышня утвердила меня в должности командира машины и даже дала какую-то боевую задачу. Снаряды для пушки у меня были, не знаю, где я их достал, кажется, еще в Манеже. Боевых задач я, конечно, не выполнил, да их и никто не выполнял». Читать параллельно с «Апокалипсисом нашего времени» Василия Розанова в качестве объяснения загадочной фразы последнего о том, что «Русь слиняла в два дня. Самое большое - в три».
Алексей Цветков: «Политический инстинкт выводит людей на улицы, солдаты присоединяются к восставшим рабочим, всех накрывает поэтическая невменяемость, опьянение непредсказуемостью судьбы, остранение всего прежнего, которое обречено исчезнуть, вывернувшись наизнанку. Толпа во всех ее возможных состояниях и лидеры всех оттенков. Одушевленная военная техника и люди, превратившие себя в инструменты. Мокрые окопы - горящий хлеб - жалящая сталь. Революция как экзотизация бытия, прерывание нормальности, уникальный момент, из которого потом можно будет с одинаковой свободой мысленно смотреть и в до, и в после».
«У Кремлевской стены» Алексея Абрамова
Павел Пряников: «Судя по году издания, книгу можно было бы признать пропагандистской. Однако «У Кремлевской стены» - это самое полное собрание имен людей, геройски погибших при становлении советской власти во время Октябрьской революции в Москве. На каждого захороненного у Кремлевской стены дана краткая биография. К примеру, открывает этот перечень Павлик Андреев, красногвардеец Замоскворецкого района с завода Михельсона. Этому рабочему на момент смерти было 14 лет, погиб он от попадания 42 пуль из пулемета. Первые годы советской власти его называли «советским Гаврошем», но в 1930-е память о «товарище Павлике» ушла из официоза.
Книга наглядно показывает, что сторону красных в ноябре 1917 года в Москве приняли самые разные слои общества. Среди героев, захороненных у Кремлевской стены, бывшие боевые офицеры с фронтов Первой мировой, дети, китайцы, венгры и латыши, старообрядческий начетчик, курсистки и студенты, извозчики и инженеры. Так разрушаются мифы о «шайке узколобых революционеров», устроивших революцию».
Издательство Государственное издательство политической литературы, Москва, 1984
Александр Шубин:
«Сборник воспоминаний видных советских деятелей (наркомов и сотрудников центральных советских учреждений) о первых месяцах советской власти, до переезда столицы в Москву. Книга вышла во время перестройки, когда были сняты табу на публикацию «неудобных», хотя и прокоммунистических воспоминаний, и здесь можно найти много интересных деталей о первых шагах нового режима. Среди авторов сборника - Александра Коллонтай, Павел Дыбенко, Георгий Ломов, Александр Шляпников, Александр Шлихтер, Федор Раскольников и другие. Книга дает возможность посмотреть на механизм выстраивания советской власти с нуля, практически из ничего, когда не было ни средств, ни кадров. Тем не менее в итоге возник аппарат, обеспечивший удержание власти большевиками и укрепление нового режима».
Книга о Блюмкине хорошо показывает изнанку первых советских спецслужб, романтизм вперемешку с кровью, и как постепенно крови становится больше, а романтизма - меньше. А под конец произведения идет подробное описание того, как революция пожирает своих детей».
Издательство «Молодая гвардия», Москва, 2016
(Сочинение. 7 класс).
Всего сто лет назад, в октябре 1917 года, в России произошла революция, которая изменила ход истории на всей планете. Как же случилось, что нищие, полуграмотные люди сумели взять власть и удержать ее, в одной из самых мощных держав Европы? Как случилось, что мужики-лапотники и голодные мастеровые, с одной винтовкой на троих человек, смогли разгромить профессиональную Белую Армию, и отлично обученные и вооруженные войска 14 стран-интервентов? Я нахожу ответы на эти вопросы в книгах и фильмах, посвященных событиям Октябрьской революции, но только в тех, которые написаны и созданы участниками или очевидцами тех событий…
Замечательный фильм-трилогия о простом рабочем парне Максиме – «Юность Максима», «Возвращение Максима» и «Выборгская сторона». Фильм рассказывает не только о превращении полуграмотного рабочего в сознательного революционера-подпольщика, но подробно показывает всю историю революционного движения в царской России – от баррикад на улицах Петрограда до взятия Зимнего дворца в октябре 1917 года. Осознание своего полного бесправия и нищеты на фоне баснословного обогащения капиталистов и помещиков царской России, презрительное отношение к нуждам рабочих и крестьян в Государственной думе и среди чиновников всех мастей, доводили простой народ до отчаяния. В этих условиях появляются люди, которые точно знают, что нужно делать, чтобы избавить трудящихся от нужды и установить в стране равные права для всех, а не только для избранной кучки богатеев и аристократов. Фильм о Максиме начинается с его встречи с простой девушкой Наташей, которая оказывается убежденной и грамотной революционеркой. Постепенно и настойчиво Максима вовлекают в революционную деятельность, превращая его стихийную ненависть к угнетателям в планомерную и сознательную борьбу. Партия большевиков, которую в начале трилогии мы видим, как переживающую аресты и провалы небольшую группу, за счет обрастания именно такими борцами, как Максим, к 1917 году становится грозной организацией, способной не только осуществить революцию, но и создать мощное, совершенно новое по своей сути государство. В 21 веке мы часто слышим, что большевики обманывали народ, душили террором и репрессиями. Но разве смог бы обманутый и запуганный народ одолеть в Гражданскую войну Белую гвардию и профессиональные войска стран-интервентов, построить супердержаву – Советский Союз, и разгромить гитлеровские орды, легко покорившие все страны Европы? Несмотря на то, что трилогия о Максиме – это художественный фильм, все его кадры воспринимаются как документальное изложение событий истории, до того правдиво и достоверно построен сюжет.
Но встает второй вопрос – если понятно, почему к большевикам приходили люди, познавшие на себе «тяжкое лихо и безрадостный труд», как в лагере ленинцев оказывались люди интеллигентные, из сравнительно обеспеченных семей, даже подростки, почти дети? Ответ на этот вопрос дает повесть Аркадия Гайдара «Школа», Борис Гориков не голодал, учился в довольно престижном реальном училище, несмотря на то, что его отец был профессиональным революционером, сам он о революции имел очень смутное представление. Но на своем пути он встретил большевика – учителя Галку, который не отмахнулся от парнишки, а внимательно и заботливо занялся им, помог освободить голову от ненужного мусора и направил его на путь борьбы с несправедливостью и угнетением. В дальнейшем эту работу продолжил и завершил красноармеец Чубук. Значит, сила большевиков заключалась в том, что они внимательно относились к каждому сомневающемуся человеку, убеждали его в правоте своей позиции не фанатическими лозунгами и пустыми обещаниями, а математической логикой, основанной на науке. До большевиков в России было довольно много людей, искренне боровшихся за благо всего народа – Степан Разин, Емельян Пугачев, декабристы, но их попытки были безуспешны и заканчивались гибелью героев потому, что они были стихийны, не организованы и не скреплены научными знаниями.
Большевики затеяли огромное дело, начали строительство великого и светлого здания. Правда, граждане Советского Союза в конце 20 века это здание разрушили, потому что решили, что стремление к личному обогащению важнее, чем забота о благе поколений, которые придут потом…
Октябрьская революция по-разному была воспринята деятелями культуры и искусства. Для многих она была величайшим событием века. Для других - и среди них оказалась значительная часть старой интеллигенции - большевистский переворот был трагедией, ведущей к гибели России.
Первыми откликнулись поэты. Пролетарские поэты выступили с гимнами в честь революции, оценивая её как праздник раскрепощения (В. Кириллов). Концепция переустройства мира оправдывала жестокость. Пафос переделки мира был внутренне близок футуристам, но само содержание переделки воспринималось мим по-разному (от мечты о гармонии и всеобщем братстве до стремления уничтожить порядок в жизни и грамматике). Крестьянские поэты первыми высказали тревогу по поводу отношения революции к человеку (Н.Клюев). Клычков предсказал перспективы озверения. Маяковский пытался удержаться на патетической волне. В стихах Ахматовой и Гиппиус звучала тема грабежа, разбоя. Гибель свободы. Блок увидел в революции то высокое, жертвенное и чистое, что было ему близко. Он не идеализировал народную стихию, видел её разрушающую силу, но пока принимал. Волошин видел трагедию кровавой революции, противостояние внутри нации, отказывался выбирать между белыми и красными.
Добровольные и вынужденные эмигранты обвиняли большевиков в гибели России. Разрыв с Родиной осознавался как личная трагедия (А.Ремизов)
В публицистике часто звучала непримиримость с жестокостью, с репрессиями, бессудными расстрелами. «Несвоевременные мысли» Горького, письма Короленко Луначарскому. Несовмещение политики и нравственности, кровавые пути борьбы с инакомыслием.
Попытки сатирического изображения достижений революционного порядка (Замятин, Эренбург, Аверченко).
Особенности концепции личности, представление о героях времени. Увеличение изображения масс, утверждение коллективизма. Отказ от я в пользу мы. Герой был не сам по себе, а представитель. Нежизненность персонажей дала толчок к выдвижению лозунга «За живого человека!» В героях ранней советской прозы подчёркивалась жертвенность, способность отказаться от личного Ю.Либединский «Неделя». Д.Фурманов «Чапаев» (стихийное, необузданное в Чапаеве всё больше подчиняется сознанию, идее). Эталонное произведение о рабочем классе Ф. Гладков «Цемент». Чрезмерная идеологизация, хоть и привлекательный герой.
Герой-интеллигент. Либо принимал революцию, либо оказывался человеком несостоявшейся судьбы. В «Городах и годах» Федин рукой Курта Вана убивает Андрея Старцова, т.к. тот способен на предательство. В «Братьях» композитор Никита Карев в конце пишет революционную музыку.
А.Фадеев выполнил заказ времени. Преодолев физическую слабость Левинсон обретает силу для служения идее. В противостоянии Морозки и Мечика показано превосходство рабочего человека над интеллигентом.
Интеллигенты – чаще всего враги новой жизни. Тревога по пводу мироощущения нового человека.
Среди прозы 20-х выделяются герои Зощенко и Романова. Множество мелких людей, малообразованных, бескультурных. Именно маленькие люди с энтузиазмом отнеслись к разрушению плохого старого и построению хорошего нового. Они погружены в быт.
Платонов увидел задумавшегося сокровенного человека, пытающегося понять смысл жизни, труда, смерти. Всеволод Иванов изображал человека массы.
Характер конфликтов. Борьба старого и нового миров. К НЭПу – период осмысления противоречий между идеалом и реальной жизнью. Багрицкий, Асеев, Маяковский. Им казалось, что обыватели становятся хозяевами жизни. Заболоцкий (жрущий обыватель). Бабель «Конармия». «Железный поток» Серафимовича – преодоление стихийности в пользу сознательного участия в революции.