Представления о первобытности в древности и в средние века. История первобытного общества - сравнительно молодая отрасль исторической науки: она возникла лишь во второй половине прошлого века. Это, однако, не означает, что и раньше люди не пытались составить себе представление о начальной поре истории человечества. Интерес к своему прошлому возник у людей на самых ранних этапах их развития. Во всяком случае у самых отсталых народов, изучавшихся этнографами, обнаружены устные предания об их далеком прошлом, о деяниях и подвигах предков, о происхождении родов и племен (так называемые генеалогические и этногонические легенды). К глубокой древности относятся и наблюдения за образом жизни соседей, попытки разобраться в том, откуда они появились, заглянуть в их прошлое.
С появлением классового общества первобытные легенды о древнейшем состоянии людей превратились в мифы о «полузверином прошлом» или, напротив, о «золотом веке», когда люди жили без труда и забот, не знали вражды и войн и т. д. Зародыши научной истории первобытности, не оторвавшейся, правда, окончательно от мифологии, наметились у античных греков и римлян, у которых мы вообще впервые встречаем систематическое изложение исторических фактов. Цивилизованный мир для античных историков был ограничен Средиземноморьем, а за его пределами лежали огромные пространства, населенные народами, которых они именовали варварами. У многих из этих народов сохранялся первобытный строй общества.
Варварский мир был плохо известен античным авторам, путешественники редко туда проникали, и их кратковременные и поверхностные наблюдения содержали немало преувеличений и фантастики. И все же именно в античное время появились первые описания первобытных народов, были сделаны ценные наблюдения, сыгравшие впоследствии немалую роль в создании системы представлений о первобытности. Таковы, например, описания скифов, пигмеев и множества других племен и народов у Геродота (484-425 гг. до н. э.), народов Малой Азии у Ксенофонта (430-350 гг. до н. э.), народов Европы и Азии у Страбона (ок. 63 г. до н. э. - 20 г. н. э.), германцев у Цезаря (100-44 гг. до н. э.) и Тацита (ок. 55-120 гг. н. э.) и т. д. Геродот и Страбон заметили, что у некоторых варварских народов существует коллективная собственность. Геродот писал о том, что ликийцы ведут родословную по материнской линии, что женщины у них сами выбирают себе мужей, что сарматские женщины воинственны и выходят замуж только после того, как убьют врага.
Описания этих обычаев, совокупность которых позже получила название матриархата (От греч. mater - мать и arche - начало, власть), и других фактов, позволяющих судить о первобытности, не привели, однако, античных историков к выводу о возможности с помощью сведений о примитивных народах выяснить доисторическое прошлое самих греков и римлян. Долгое время эти наблюдения оставались лишь регистрацией курьезов.
Все же античные философы пытались представить себе общую картину первобытности и, хотя их гипотезы носили отвлеченный характер, порой высказывали блестящие догадки. Так, великий материалист древности Демокрит (470-380 гг. до н. э.) считал, что первые люди на земле «вели жизнь грубую и Звериную, выходя на пастбище и кочуя, они питались обильнейшими естественными кормами земли и случайными плодами деревьев». Он подчеркивал, что необходимость добывать себе пищу, укрываться от непогоды и диких зверей заставляла людей искать способы борьбы с природой: «Борьба за существование научила людей всему». Последователь Демокрита древнеримский философ и поэт Лукреций Кар (ок. 99-55 гг. до н. э.) в поэме «О природе вещей» нарисовал картину развития древнейшего человечества от дикого состояния к изобретению огня, одежды, жилищ и т. д. Он высмеял распространенные тогда легенды о сотворении людей богами, о «золотом веке», с которого будто бы начинается жизнь людей на земле, и утверждал, что люди делали важнейшие изобретения, подгоняемые нуждой. Он предложил деление истории на три эпохи (века) по материалу, из которого изготовлялись орудия труда: каменный, медный (бронзовый) и железный:
Прежде служили оружием руки могучие, когти.
Зубы, каменья, обломки ветвей от деревьев и пламя,
После того была найдена медь и порода железа.
Все-таки в употребленье вошла прежде медь, чем железо.
Так как была она мягче, притом изобильней гораздо.
Этой догадкой он на девятнадцать столетий предвосхитил важнейшие положения современной археологии. Древнекитайские философы также различали каменный, бронзовый и железный века.
В средние века церковь и схоластика подавляли науку. В это время еще больше, чем в древности, распространились самые невероятные вымыслы о прошлом людей и о народах неведомых стран. Средневековые географы и хронисты всерьез принимали легенды о собакоголовых людях (киноцефалах) или о фанезийцах, закутывающихся в свои громадные уши, как в одеяла. Что же касается проблемы возникновения человечества и его первоначальной истории, то считалось, что об этом все уже сказано в библейской легенде. И все же даже в этих трудных условиях расширялись знания о земле и населяющих ее народах. Эти знания и послужили позже источником изучения первобытной истории. Арабские географы составили описания народов Восточной Европы и Азии. Замечательные данные о народах Средней Азии в XIII в. сохранились в описании путешествия китайского географа Чан-Чуня. Путешественники, отправлявшиеся на Восток для установления торговых связей (Плано Карпини, Вильгельм Рубрук, Марко Поло и др.), расширили знакомство европейцев с восточными народами. Среди этих сочинений следует отметить «Хождение за три моря» тверского купца Афанасия Никитина, совершившего продолжительное путешествие по странам Востока (1466-1472), прожившего 3 года в Индии и описавшего быт ее народов.
Накопление этнографических знаний. Настоящий переворот в накоплении этнографических знаний в Европе начинается с конца XV в., со времени великих географических открытий. В 1492 г. Христофор Колумб предпринял первое плавание к берегам Америки. В 1497 г. Васко да Гама отыскал морской путь из Европы в Индию. В 1519-1521 гг. Магеллан совершил кругосветное путешествие. Вслед за ними в заморские страны двинулся поток завоевателей, купцов и миссионеров, приносивших в Европу массу разнообразных сведений о многих отсталых народах. Для европейцев мир сразу стал почти в десять раз больше. В новооткрытых заморских странах жили народы, сильно отличавшиеся друг от друга, а еще больше отличавшиеся от жителей Европы своим физическим обликом, одеждой (чаще же отсутствием ее), языком, религией, обычаями. Описывавшие новооткрытые страны европейцы обращали внимание на особенности общественного устройства «дикарей», на отсутствие у некоторых из них организованной власти, представлений о частной собственности. Сам Колумб, например, сообщал, что островитяне Кубы живут родовыми группами. Много ценных этнографических наблюдений было сделано христианскими миссионерами.
До конца XVIII в. продолжались открытия новых земель, все более и более расширявшие знакомство с первобытными народами. Некоторые путешественники (Лаперуз, Мо-геертюи, Бугенвиль и др.) оставили замечательные описания своих открытий. Знаменитые путешествия Джеймса Кука (последнее относится к 1776-1779 гг.) открыли для европейцев обитателей Океании. Этнографические наблюдения самого Кука и записи его спутников отличаются большой достоверностью и содержат описание быта и культуры островитян Таити, маори Новой Зеландии, аборигенов Австралии и др. Продвигалось этнографическое изучение Азии, особенно Индии.
С началом XVIII в. в орбиту этнографии входит обширная область Восточноевропейского и Азиатского Севера, в изучении которого важнейшую роль сыграли русские ученые. В 1715 г. был создан первый в России научный этнографический труд «Краткое описание о народе остяцком» Григория Новицкого. Это сочинение было опубликовано только в 1884 г., но уже в XVHI в. материалы Новицкого вошли в научный оборот без имени автора. В. Н. Татищев (1686-1750) в своих географических и исторических трудах использовал этнографические материалы, писал о верованиях и обрядах разных народов, ставил вопросы происхождения народов, их этнической истории. В частности, он считал, что об исторических связях и происхождении народов можно судить прежде всего по языковым данным, по взаимному родству языков. Ценнейший этнографический материал собрала снаряженная Российской Академией наук так называемая Великая Северная, или Первая Академическая, экспедиция (1733- 1743). Участники этой экспедиции историк Г. Ф. Миллер (1705-1783) и натуралист И. Г. Гмелин (1709-1755) сообщили множество новых сведений о населении Сибири. Особый интерес представляет труд участника одного из отрядов этой экспедиции, обследовавшего Камчатку, С. П. Крашенинникова (1713- 1755) «Описание земли Камчатки», в котором содержатся материалы об ительменах (камчадалах), в XVIII в. еще почти не знавших металла и живших родовым строем. Много интересных наблюдений содержит труд другого участника того же отряда - Г. В. Стеллера (1709-1746).
Вторая Академическая, или Физическая, экспедиция (1768-1774) собрала ряд ценных сведений о народах Сибири. Ее участники П. С. Паллас (1741-1811), В. Ф. Зуев (1754-1794) и другие дали подробные описания быта эвенков (тунгусов), хантов, ненцев и других народов, отметили у них некоторые стороны родовых отношений, собрали сведения по обычаям, религии, фольклору. И. И. Лепехин (1740-1802) собрал материалы по этнографии народов Поволжья, Урала и Севера европейской части России. И. Г. Георги (1729-1802), участник Физической экспедиции Академии наук, стал автором первой сводной этнографической работы, содержавшей обозрение народов России, описание их хозяйства, образа жизни, обычного права, верований. Его четырехтомное «Описание всех в Российском государстве обитающих народов» появилось в 1776-1780 гг.
Русские путешественники и исследователи внесли значительный вклад в изучение отсталых народов Нового и Новейшего Света. Участники русских кругосветных путешествий, предпринятых в 1803-1849 гг. для установления регулярных связей с русскими колониями в Америке (И. Ф. Крузенштерн и Ю. ф. Лисянский, О. Е. Коцебу, ф. П. Литке, А. П. Лазарев и др), описали многие народы Океании и Западного побережья Северной Америки. Служащий Российско-Американской компании Л. Я. Загоскин, посетивший племена Юкона - эскимосов и индейцев-атапасков, посвятил их обычаям книгу «Пешеходная опись части русских владений в Америке» (1847) и собрал ценные коллекции предметов материальной культуры. Миссионер И. Е. Вениаминов (1797-1879) в своих «Записках об островах Уналашкинского отдела» (1840) и в других сочинениях детально описал обычаи алеутов и тлинкитов. Замечательный ученый-гуманист Н. Н. Миклухо-Маклай (1846-1В88) долгое время прожил среди папуасов Новой Гвинеи и собрал материалы огромной научной ценности.
Возникновение науки первобытной истории. Быстрое накопление в эпоху великих географических открытий и в последующие века этнографического материала, естественно, повлекло за собой возникновение различных теорий первобытного общества и его развития.
Описание народов Нового Света открыло яркую картину первобытной жизни, которая наводила на мысль о первобытном прошлом всего человечества. Одним из первых попытался доказать это, основываясь на сведениях по этнографии индейцев Америки, французский миссионер-иезуит Жозеф-Франсуа Лафито (1670-1740), длительное время непосредственно наблюдавший быт ирокезов и гуронов. Его книга «Обычаи американских дикарей в сравнении с обычаями первобытных времен» (1724) имела большое значение не только потому, что в ней много ценных данных о жизни индейцев, но и потому, что в ней применен новый, сравнительно-исторический метод изучения, сыгравший впоследствии большую роль в науке о первобытном обществе. Лафито высказал мнение, что общественный строй ирокезов и гуронов должен быть похож на общественное устройство древних народов и что обычаи дикарей дают возможность легче понять и объяснить многое содержащееся у античных авторов. Лафито, однако, ошибочно полагал, что установление им этих сходств свидетельствует не об общих законах развития народов, а об их историческом родстве, что сходство нравов американских индейцев с нравами древних греков дает возможность заключить, «что они происходят от одного ствола».
Более продуманно применил сравнительно-исторический метод Георг Форстер (1754- 1794). Например, в описании своего путешествия с капитаном Куком он указывает на сходство между носителями общественной власти - вождями на о. Таити и героями гомеровской Греции. Из этого он делает вывод, что «люди при сходном уровне культуры могут быть похожи друг на друга даже в самых удаленных одна от другой частях света».
С момента зарождения сравнительно-исторического метода в нем содержалась идея о сопоставимости обычаев разных народов и об исторической правомерности их появления и развития. Следующим шагом в поступательном движении научной мысли была попытка создать общую схему всемирно-исторического развития человечества, рассматривая «дикие народы» как представителей ранней ступени этого развития. Здесь значительную роль сыграли великие мыслители XVIII в. Руссо, Дидро, Монтескье, Вольтер, Кондорсе и другие. Руссо и Дидро идеализировали первобытность, рисовали ее как золотой век, как счастливое детство человечества, создавали образ «добродетельного дикаря», обычаи которого основаны на естественных законах природы, развитие же цивилизации представлялось им как искажение этих законов. Несколько иначе смотрели на прошлое человечества другие философы-просветители, видевшие в истории непрерывный прогресс культуры и разума. Наиболее отчетливо эта концепция представлена в трудах Жана Антуана Кондорсе (1743-1794), в особенности в его «Эскизе исторической картины прогресса человеческого разума» (1794). Он считал, что прогресс происходил в виде последовательных ступеней развития хозяйства: от охоты и рыболовства к одомашнению животных, а от него к земледелию. Каждой из этих хозяйственных эпох соответствовало определенное устройство общества. Так, во «второй эпохе», когда появились «пастушеские народы», пленных стали обращать в рабов, выделились знатные семьи вождей, сложилось законодательство, укрепилось право собственности и т. д. По мнению Кондорсе, главными двигателями прогресса были человеческий разум и просвещение.
Гораздо более последовательно исторической была попытка создать общую концепцию развития человеческой культуры, в известной мере построенную на этнографическом материале, предпринятая шотландским философом Адамом Фергюсоном (1723-1816). В своем «Опыте истории гражданского общества» (1768) он писал, что современные народы хранят в себе следы первобытного состояния. В теперешнем состоянии отсталых племен, знакомых нам по описаниям путешественников, «мы видим, как в зеркале, черты наших собственных предков» и можем поэтому судить об условиях их жизни. Фергюсон разделил историю на три периода: дикость, варварство и цивилизацию. Гранью между «дикостью» и «варварством» он считал переход от охоты и рыбной ловли к земледелию и скотоводству как преобладающим способам добывания пищи и введение частной собственности. Цивилизация характеризуется прежде всего окончательным установлением и законодательным закреплением частной собственности. Таким образом, Фергюсон не только признавал единство истории развития человечества, но и в основу общей ее периодизации положил материалистические признаки: формы хозяйственной деятельности и развитие форм собственности.
Сходные взгляды развивали немецкие ученые Иоганн Форстер (1729-1798) и названный выше его сын Георг, выдвинувший положение, согласно которому человечество прошло три ступени: детство, или дикое состояние, юношество, или варварское состояние, и зрелость, или культурное, благонравное состояние. Форстеры разместили все изученные ими племена и народы по ступеням намеченной ими схемы и тем самым включили отсталые племена и народы в общую цепь исторического развития.
Многие другие философы и историки XVIII в. пытались сформулировать свои выводы о первобытном обществе. Итогом развития науки в этой области к концу века было признание единообразного и прогрессивного развития человеческой культуры, о прошлом которой можно судить по народам, пребывающим в состоянии дикости или варварства. Отсталые народы не знают ни государства, ни частной собственности, следовательно, эти учреждения не являются исконными, вечными в истории человечества. Такие выводы были чрезвычайно важны для дальнейшего развития науки о первобытности.
Однако в первой половине XIX в. интерес к ней резко снизился. Это отчасти объясняется тем, что после Французской революции буржуазия стремилась к стабилизации буржуазных отношений; экономисты и историки старались обосновать извечность и незыблемость частной собственности, семьи, государства, а это вело к отказу от прежнего понимания первобытности и упадку интереса к этому отдаленному прошлому. И в самом деле, было сравнительно легко аргументировать исключение туманных сведений о первобытности из круга «подлинной» истории. Ведь в распоряжении науки не было серьезных доказательств того, что уровень культуры, на котором этнография застала отставшие народы, был характерен для предков остального человечества. Это было только более или менее вероятное предположение. Применение сравнительно-исторического метода не давало возможности установить конкретные факты и этапы первобытной истории.
Реальные факты древнейшего прошлого человечества дало развитие первобытной археологии. К XIX в. в музеях Европы были собраны большие коллекции найденных в раскопках орудий труда и предметов утвари первобытных людей. Для того чтобы они стали объектом исторического исследования, их нужно было классифицировать. Одним из первых это попытался сделать датский археолог К. Ю. Томсен (1778-1865). Он распределил собрание первобытных памятников по материалу, из которого они сделаны, на три группы: каменного века, бронзового и железного. На основании обширного археологического материала Томсен научно доказал правильность существовавшей еще со времени Лукреция Кара теории трех веков. Он не устанавливал никаких хронологических дат, а показал только последовательную смену различных стадий развития в производстве орудий. Значительно дальше Томсена пошел другой датский археолог - И. Я. Ворсо (1821-1885). Он обратил внимание на то, что погребения бронзового века отличаются друг от друга по обряду, причем вещи, положенные с покойниками, соответственно различны. Таким образом, он открыл новый способ исследования, позволяющий по обряду погребения определять относительную хронологию найденных в погребениях вещей. Ворсо подтвердил и расширил схему Томсена. Открытия датских ученых имели большое значение для археологии. Создание системы классификации дало возможность построения исторических концепций, и вскоре такая концепция появилась. Шведский ученый Свен Нильсон в 1838-1843 гг., отправляясь от технологической системы трех веков Томсена и Ворсо, пользуясь сравнительно-историческим методом и сопоставляя археологические и этнографические данные, предложил свою культурно-историческую периодизацию. Нильсон различал четыре стадии развития человечества: дикости, номадизма (кочевого скотоводства), земледелия и цивилизации.
Открытия и выводы первобытной археологии с трудом и медленно добивались признания. Особенно сильно было сопротивление в тех случаях, когда данные первобытной археологии приходили в противоречие с библейской доктриной. Кроме того, весь каменный инвентарь, накопленный археологами к началу XIX в., относился к неолиту. Орудия эпохи палеолита археологам не были известны. Огромный период в истории человечества, исчисляемый сотнями тысячелетий, оставался пока без источников. Поэтому особенно важны были открытия, сделанные французским археологом Ж. Буше де Пертом (1788-1868). Он собрал грубо оббитые каменные орудия и стал доказывать, что они и есть орудия труда первобытного человека, жившего в одно время с древним носорогом, мамонтом и т. д. Открытие буше де Перта отодвигало происхождение человека в такую глубь тысячелетий, что совершенно опрокидывалась вся библейская хронология. Не удивительно, что клерикально настроенные ученые встретили это открытие в штыки. Однако работы нескольких известных археологов и геологов (Дж. Прествич, Д. Эванс, Ч. Лайел, Э. Лартэ и др.) подтвердили открытие Буше де Перта.
К первой половине XIX в. относятся и находки костных остатков человека вместе с остатками вымерших животных. В 1825 г. Мак-Инери сделал такие находки в пещере на юго-западе Англии, в 1833-1834 гг. Шмерлинг - в пещерах Бельгии. Эти открытия подтверждали существование ископаемого человека. А это приближало и постановку проблемы происхождения человека - антропогенеза (От греч. anthropos - человек и genesis - происхождение).
Интерес к проблемам происхождения человека возник еще в античное время, но решались они, как и в средние века и в эпоху Возрождения, чисто умозрительно. Правда, в XVII-XVIII вв. появилось несколько сравнительно-анатомических работ, посвященных сопоставлению строения внутренних органов человекообразных обезьян и человека, однако работы эти в общем не оказали ощутимого влияния на формирование представлений об антропогенезе. Только в начале XIX в. Ж.-Б. Ламарк (1744-1829) в своих трудах (впервые в «Исследованиях об организации живых тел и, в частности, о ее возникновении, о причинах развития и прогресса в ее строении…» (1802) высказал идею о постепенном развитии организации живых существ от простейших до человека в результате усложнения их строения. Он был первым ученым, создавшим эволюционную теорию, обосновавшим исторический метод в биологии. Однако Ламарк не решился до конца сформулировать взгляды, противоречащие религиозным представлениям, и поэтому разбор проблемы происхождения человека закончил словами о ином происхождении человека, чем происхождение животных («Философия зоологии», 1809).
На твердую фактическую и теоретическую базу решение проблемы происхождения человека было поставлено после появления замечательных трудов Чарлза Дарвина (1809- 1882) о закономерностях органической эволюции. В своем основном труде «Происхождение видов путем естественного отбора» (1859) Дарвин не рассматривал специально проблем человеческой эволюции, но созданная им стройная теория закономерного и прогрессивного развития органического мира в процессе приспособления к меняющимся условиям среды под влиянием естественного отбора не могла не оказать огромного воздействия на исследования в области антропологии, зарождение которой относится также к середине XIX в. В 1863 г. один из ближайших друзей и последователей Дарвина Томас Гексли (1825-1895) выпустил книгу «Место человека в природе», в которой на основании тщательного рассмотрения сравнительно-анатомических фактов под углом зрения эволюционной теории провозгласил тезис о происхождении человека от низших форм и о его ближайшем родстве с человекообразными обезьянами.
В 1871 г. вышел труд Дарвина «Происхождение человека и половой отбор». В нем Дарвин, базируясь на широчайшем использовании фактических данных сравнительной анатомии, зоогеографии, истории первобытного общества, во-первых, обосновал животное происхождение человека с гораздо большей обстоятельностью, чем это было сделано Т. Гексли, а во-вторых, показал, что современные человекообразные обезьяны представляют собой боковые ветви эволюции и что человек ведет свое происхождение от каких-то вымерших более нейтральных форм. После появления этой книги материалистическое положение о животном происхождении человека стало краеугольным камнем теории антропогенеза.
Введя в науку огромный новый материал и мастерски суммировав его для доказательства основного положения своего труда, Дарвин назвал в качестве главной движущей силы человеческой эволюции половой отбор. Но гипотеза полового отбора не могла объяснить, почему изменение человека на протяжении эволюции шло именно в таком направлении, почему столь мощные преобразования претерпели, например, мозг и рука человека. Это обстоятельство вызвало появление целого ряда критических соображений по поводу гипотезы полового отбора и многих новых гипотез, тем более что трудовая теория антропогенеза, изложенная Фридрихом Энгельсом в статье «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека», оставалось тогда еще неопубликованной.
И в распоряжении Дарвина, и в распоряжении Энгельса почти не было ископаемых находок, по которым можно было бы судить о физическом облике предков человека. Резкое увеличение числа этих находок приходится на последние 70 лет и связано с интенсивным развертыванием геологических исследований и археологических раскопок на разных континентах. В результате этих работ были получены обширные палеоантропологические материалы, подробное изучение которых позволило восстановить этапы человеческой эволюции.
И все же, несмотря на успехи археологии и зарождение палеоантропологии, основным источником представлений о первобытном обществе и его развитии по-прежнему оставалась этнография. Этнография заимствовала от естественнонаучного эволюционизма идею прогрессивного развития человеческого общества вообще и первобытного общества в частности. Развивавшее эту идею в этнографии направление получило название «эволюционная школа». Ученых, принадлежавших к этой школе, объединяла идея единообразия исторического развития и однолинейности его - от простого к сложному. Многочисленные факты свидетельствовали о том, что у народов разных областей земного шара, не связанных ни общностью происхождения, ни дальнейшим общением, самостоятельно возникали сходные явления в области материальной культуры, обычаев, религии и т. п. Эволюционная школа видела объяснение этих фактов в единстве человеческой психики, которая развивалась по одному пути и вызывала поэтому у разных народов возникновение одинаковых элементов материальной и духовной культуры. Наиболее ярко психологическое направление представлено в многочисленных работах немецкого этнографа Адольфа Бастиана (1826-1905), и прежде всего в его трехтомном труде «Человек в истории», изданном в 1860 г. Бастиан считал, что «стихийная», или «элементарная», мысль свойственна всем народам на определенном этапе их развития и обусловливает единство культуры всех народов. Но каждый народ «развивает сам из себя определенный круг идей», возникающих позднее. Эти «народные идеи» порождают этнические различия народов. Попытка психологического объяснения истории была слабой стороной работ Бастиана, но признание единства человечества и его культуры в то время сыграло большую роль в развитии науки.
Выдающимся представителем эволюционной школы (его часто даже считают ее основателем) был английский этнограф Эдуард Тайлор (1832-1917). Основная идея Тайлора, изложенная в его «Первобытной культуре» (1871) и «Антропологии» (1881), заключается в том, что общество и его культура развиваются постепенно от низших форм к высшим, подобно тому как развивается органический мир. Ошибочно перенося законы развития природы на человеческое общество, Тайлор предполагал, что вся культура состоит из отдельных явлений, развивающихся более или менее независимо друг от друга и составляющих ряды, в которых более совершенные элементы вытесняют на основе закона борьбы за существование менее совершенные, лучшие орудия труда вытесняют грубые древние топоры, суеверия уступают место просвещению и т. д. При этом Тайлор и его последователи строили каждый эволюционный ряд независимо от другого ряда, не рассматривая их связь и взаимообусловленность. Все же и в таком виде теория Тайлора позволяла видеть в современных отсталых народах прежние ступени развития всего человечества, считать, что эти народы еще не достигли уровня культуры передовых народов, а не являются вырождающимися, пришедшими в упадок народами, как полагали в то время многие ученые. Тайлор считал, что ключи к исследованию первоначального состояния человечества находятся в руках первобытной археологии, и его бесспорной заслугой было сближение археологического и этнографического материала для обобщенных исторических построений. Он же показал значение пережитков, сохранившихся в быту и представлениях современных народов, как важного источника изучения истории первобытного общества.
Видными представителями эволюционной школы были также англичанин Джон Леббок (1834-1913), австриец Юлиус Липперт (1839- 1909) и шотландец Джон Фергюсон Мак-Леннан (1827-1881).
Леббоку принадлежит одно из первых исследований, основанных на сопоставлении археологических и этнографических фактов («Доисторические времена, или первобытная эпоха человечества, представленная на основании изучения остатков древности и нравов и обычаев современных дикарей», 1865), а также разделение каменного века на две эпохи, названные им палеолитом и неолитом.
Липперт в значительной степени приблизился к материалистическому взгляду на историю культуры. Свою книгу «История культуры» (1886-1887) он начинает словами: «История культуры есть история того труда, который поднял человечество из низменного и бедственного состояния на занимаемую им теперь высоту». Он считал, что побуждения, влияющие на деятельность человека, очень разнообразны и даже противоречивы, но з конечном итоге все они сводятся к заботе о поддержании жизни.
Заслугой Мак-Леннана является то, что он в своей книге «Первобытный брак» указал на повсеместное распространение в первобытных обществах обычая заключать браки между членами разных групп и запрещать браки между членами одной группы. Это явление было названо Мак-Леннаном экзогамией (От греч. ехо - вне и gamos - брак), а обратный порядок, при котором браки заключаются внутри групп, - эндогамией (От греч. endo - внутри). Однако он ошибочно полагал, что все племена делятся на экзогамные и эндогамные и что причиной экзогамии является недостаток женщин, порожденный обычаем умерщвлять новорожденных девочек. Это был домысел ученого, не опиравшийся ни на какие серьезные факты.
Естественнонаучный эволюционизм оказал большое влияние также на развитие археологии. Убежденным эволюционистом был крупнейший французский археолог Габриель Мор-тилье (1821-1898). Он привлек к археологическим исследованиям методы геологии, палеозоологии и антропологии и в итоге изучения обширного материала предложил общую хронологическую классификацию палеолита, сохранившую свое значение и поныне. Развитие человеческого общества обусловлено, по Мортилье, развитием технологии. Хронологические этапы развития человека определялись им по геологическим признакам. При этом Мортилье ошибочно считал, что древнейшая история человечества и, в частности, изменение форм предметов материальной культуры развивались по законам биологии. Подобных же взглядов придерживался выдающийся шведский археолог Оскар Монтелиус (1843- 1921), создатель хронологической классификации неолита, бронзового и раннего железного века Европы.
Эволюционизм с его идеей единообразного прогрессивного развития человечества позволил сделать попытку создать схему основных этапов первобытной истории, реконструировать ее общественные системы, расширить круг исследуемых проблем. Первая такая попытка принадлежит швейцарскому историку и юристу Иоганну Якобу Бахофену (1815-1887), положившему начало изучению истории семьи. В своем основном труде «Материнское право» (1861) и в других работах преимущественно на античном материале, но с привлечением археологических и этнографических данных Бахофен показал, что первобытное человечество развивалось от первоначального беспорядочного общения полов («гетеризма» (От греч. heteira - подруга; у греков так назывались женщины, ведущие свободный образ жизни)) к материнскому («гинекократия» (От греч. gyne- женщина и kratos - сила, власть)), а затем к отцовскому праву («патернитет», или «патриархат»). Бахофен противопоставил свои идеи господствовавшей тогда патриархальной теории, согласно которой первые люди жили семьями, а главами их были мужчины. Он считал, что общественное главенство женщин в первобытную эпоху не представляет случайности или явления, свойственного истории лишь некоторых народов, а является этапом универсального для всего человечества исторического процесса. Однако основу развития семьи Бахофен неправильно видел в эволюции религиозных идей.
Важнейшая заслуга в изучении первобытного общества принадлежит уже названному выдающемуся американскому ученому Льюису Генри Моргану (1818-1881). Наиболее полное изложение его учения содержится в главном труде Моргана «Древнее общество» (1877); большое значение имели также его книги «Системы родства и свойства» (1870) и «Дома и домашняя жизнь американских туземцев» (1881). Его выводы основаны на множестве фактов, почерпнутых из этнографии, археологии и истории всех частей земного шара, но особое значение имели изучение Морганом общественных отношений у североамериканских индейцев-ирокезов и реконструкция ирокезского рода.
В основе учения Моргана также лежит принцип единства и прогрессивного развития человечества и его культуры, но в отличие от других эволюционистов Морган, хотя и не всегда последовательно, видел причины этого прогресса в материальных условиях развития общества, что и отразилось в созданной им периодизации первобытной истории. Морган не сумел полностью оторваться от идеализма (он считал, например, что происходит развитие не собственности, а «идеи собственности»), но его конечные выводы были стихийно-материалистичны. Морган показал, что основной ячейкой первобытнообщинного строя был род, развивавшийся от архаической материнской к позднейшей отцовской форме. Он установил, что экономика первобытного общества базировалась на общинной собственности и что этот принцип коллективизма определял и остальные стороны общественной жизни первобытных народов, в том числе начальные формы их семейно-брачной организации. Вслед за Бахофеном и Мак-Леннаном Морган пытался восстановить историю брака и семьи и наметил ряд этапов их развития от существовавших на заре истории ничем не ограниченных брачных отношений до моногамии современного ему общества.
Несмотря на то, что отдельные предположения Моргана, в частности некоторые реконструированные им архаические формы семьи, предложенная им периодизация и т. п., с дальнешим развитием науки устарели, его учение в целом не утратило силы и поныне. Создание марксистской концепции первобытной истории. Развитие науки подготовило появление историко-материалистической концепции первобытной истории в трудах К. Маркса и Ф. Энгельса. Основоположники марксизма не раз обращались к истории первобытного общества. В 1880 г. было начато Марксом, а после его смерти продолжено и закончено Энгельсом специальное исследование по истории первобытнообщинной формации. Это был вышедший в 1884 г. труд Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства». В основу исследования было положено «Древнее общество» Л. Г. Моргана, однако Энгельс переработал обобщенный Морганом материал, дополнил его новыми фактами и выводами и истолковал процесс первобытной истории последовательно материалистически.
Еще ранее, в 1873-1876 гг., Энгельсом была написана другая специальная работа по первобытноисторической тематике - «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека», одна из глав его незаконченного труда «Диалектика природы».
В этих работах Энгельсом были развиты основные методологические положения марксистской концепции первобытной истории как особого этапа человеческой истории с присущими ему начальным и конечным рубежами, спецификой социально-экономических отношений и определенными закономерностями развития.
Согласно этой концепции, гранью, отделяющей человека от животных, первым основным условием всей человеческой жизни является труд, который начинается с изготовления орудий. Возникнув с выделением человечества из животного мира, первобытное общество характеризуется примитивным, обусловленным неразвитостью производительных сил коллективизмом в производстве и потреблении. Производство, писал Энгельс, «было по существу коллективным, равным образом и потребление сводилось к прямому распределению продуктов внутри больших или меньших коммунистических обществ. Этот коллективный характер производства осуществлялся в самых узких рамках, но он влек за собой господство производителей над своим производственным процессом и продуктом производства» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 21, с. 174).
Первобытный коллективизм и покоящиеся на его основе первобытнообщинные отношения гибнут только тогда, когда благодаря прогрессу производительных сил развивается общественное разделение труда со всеми его последствиями - обменом, имущественным неравенством, эксплуатацией человека человеком и в конечном счете антагонистическими классами, занимающими различное положение в производстве и распределении. Первобытнообщинный строй «был взорван разделением труда и его последствием - расколом общества на классы» (Там же, с. 169). В разных природных и конкретно-исторических условиях этот процесс мог быть представлен различными локальными и временными формами, но его основные тенденции - от доклассового общества к классовому - универсальны для всего человечества. Таким образом, Энгельс не только указал на отличительную особенность первобытной истории - примитивный коллективизм, но и раскрыл на ее примере идеи исторического единства, прогрессивного развития и закономерной сменяемости общественных форм.
Тем самым были даны методологические установки и для понимания исторических взаимоотношений между передовыми и отставшими в своем развитии народами. Ведь признание того, что развитие человечества всегда определялось общими, едиными историческими закономерностями, несовместимо с противопоставлением «культурных», или «исторических», и «природных», или «неисторических», народов, из которых якобы только первые являются активным субъектом истории и, следовательно, призваны руководить вторыми.
Такова суть марксистского учения о первобытном обществе. Важно отметить, что сами основоположники марксизма четко отграничивали ее от разного рода частных решений, в особенности от некоторых тезисов, воспроизведенных Энгельсом на основе труда Моргана «Древнее общество», которые отражали определенный уровень накопления и обобщения фактических данных и не могли не измениться в ходе развития науки. Уже говорилось, что Энгельс предвидел неизбежность последующего пересмотра принятой им периодизации Моргана; отметим также, что он указывал на гипотетичность стадии промискуитета и механизмов возникновения родовой организации, речь о которых будет ниже. Более того, сам Энгельс показал пример творческого марксизма, внеся уже в четвертое издание «Происхождения семьи, частной собственности и государства» ряд существенных уточнений и дополнений. На необходимость разграничения коренных и частных вопросов истории первобытного общества указывал и В. И. Ленин.
Развитие науки первобытной истории в конце XIX - XX в. Новое учение о первобытном обществе оказало заметное влияние на развитие взглядов многих историков и этнографов того времени, в том числе и таких крупных, как признанный глава английской этнографии Тайлор. Однако в целом марксистское учение о первобытности вызвало враждебное отношение со стороны буржуазной науки. Вступив в борьбу с марксизмом, она отвергла не только историко-материалистическое понимание первобытной истории, но и идеи единства и прогрессивного развития человечества, выдвинутые Морганом и крупнейшими представителями эволюционизма. Борьба с эволюционизмом облегчалась упрощенной прямолинейностью, схематизмом присущих ему построений. Поэтому противники марксизма всегда предпочитали видеть в нем лишь разновидность эволюционизма и «опровергать» его критикой эволюционистских конструкций, ошибок Моргана и т. п.
В 1888 г. вышла в свет книга датчанина Конрада Старке «Первобытная семья, ее возникновение и развитие». Автор поставил своей задачей опровергнуть взгляды эволюционистов на историю брака, семьи и родовой организации. Он утверждал, что основой социального устройства первобытного общества был не род, а моногамная семья, основанная на общности хозяйства и имущества. В первобытной семье счет родства и наследования велся по отцу, матриархат же - более позднее явление. Единомышленником Старке был финн Эдуард Вестермарк (1862-1939), издавший в 1891 г. на английском языке свою книгу «История человеческого брака». Он утверждал, что древнейшей формой брака была патриархальная семья. «Не было такой стадии в развитии человека, - утверждал Вестермарк, - когда бы не существовало брака, и отец всегда был, как правило, защитником и покровителем семьи. Таким образом, человеческий брак есть, видимо, наследие от нашего обезьяноподобного предка».
Немецкий социолог Эрнст Гроссе (1862- 1924) механически сопоставил типы семьи с формами хозяйства и пришел к выводу, что материнский род связан лишь с хозяйством «низших земледельцев», одной из пяти форм хозяйства, установленных классификацией Гроссе. Но при всех пяти формах хозяйства господствовала одна и та же форма семьи: обособленная патриархальная семья.
Попытки выйти за пределы эволюционистских схем сказались на особом интересе, проявленном некоторыми учеными к истории хозяйства и экономических отношений. В этой связи обращают на себя внимание труды немецкого географа и зоолога Эдуарда Хана (1856-1928), подвергшего критике традиционную «трехступенную» схему хозяйственного развития человечества: «охота - скотоводство - земледелие». Хан утверждал, что древнейшей стадией человеческого хозяйства были не охота и рыболовство, а собирательство. Из собирательства развилось примитивное «мотыжное» земледелие, которое было изобретением женщин и в котором применялся преимущественно женский труд. Одновременно мужчины занялись охотой и рыболовством. Позднее произошло одомашнение скота, причем Хан ошибочно связывал его не с хозяйственными потребностями, а с религиозными мотивами. Гораздо менее научной, хотя и ставшей очень известной, была книга немецкого экономиста Карла Бюхера «Возникновение народного хозяйства» (1893). Он считал, что развитие хозяйственной жизни человечества проходило три стадии: замкнутого домашнего хозяйства, городского хозяйства и народного хозяйства, К стадии домашнего хозяйства Бюхер относил народы, живущие родовым строем, народы античного мира и раннего средневековья. Большую же часть первобытной истории он называл «дохозяйственной стадией», или эпохой «индивидуального разыскивания пищи». Совершенно необоснованная концепция «дикаря-одиночки» противоречила всем данным науки о первобытности, накопленным этнографией к концу XIX в.
В конце XIX и особенно в первой половине XX в. за рубежом возникли целые этнографические направления, или школы, создавшие ряд антиисторических построений в изучении первобытного общества. Правда, многие из них не занимались собственно историей первобытного общества, но, изучая так называемые примитивные народы и признавая, что у этих народов сохранились пережиточные черты их древнего быта, они тем самым фактически распространяли свои этнографические концепции на область первобытной истории. Надо учесть и то, что при общей антиисторической направленности этих школ многие их крупные представители внесли заметный позитивный вклад в разработку этнографических и первобытноисторических проблем.
На первых порах едва ли не самым влиятельным антиэволюционистским направлением в буржуазной науке стал диффузионизм (От лат. diffusio - распространение), противопоставивший понятию эволюции, исторического прогресса понятие культурной диффузии, т. е. пространственного перемещения культурных явлений.
Появлению диффузионизма предшествовало созданное немецким географом и этнографом Фридрихом Ратцепем (1844-1904) так называемое антропогеографическое учение. В то время как эволюционисты рассматривали каждое явление культуры лишь как звено в цепи эволюции, отвлеченно от конкретных условий его бытования, новым и важным в работах Ратцеля было стремление изучить явления культуры в связи с конкретными, прежде всего географическими условиями, в которых эти явления наблюдаются. В своих трудах «Антропогеография» (1882- 1891), «Народоведение» (1885-1888), «Земля и жизнь» (1901-1902) он исследовал вызванные природными условиями различия между культурами народов и формами взаимодействия между народами, такими, как переселения, завоевания, обмен, торговля и т. д. Если эволюционисты представляли себе культурные явления в некоем саморазвитии, в отрыве от создавшего их народа, то для Ратцеля было ясно, что культура создается народом и распространение ее связано с историей народов. Но вместе с тем в антропогеографии Ратцеля были утверждения, вскоре использованные реакционными учеными для выступлений против эволюционизма. Из наблюдений Ратцеля они делали вывод, что развитие общества определяется главным образом географической средой, что из-за разнообразия природных условий человечество не могло развиваться по единым законам и что сходство отдельных явлений культуры у разных народов - результат не сходного уровня развития, а всегда только заимствования их одними народами у других. Таким образом, эволюционистской теории о единстве путей развития человечества был противопоставлен тезис о множественности и даже случайности вариантов исторического развития.
Одной из диффузионистских школ была школа «культурных кругов» в Германии, непосредственным предтечей которой явился крупнейший немецкий этнограф-африканист Лео Фробениус (1873-1923). Картографируя явления культуры, он пришел к выводу, что сочетание целого ряда признаков (главным образом из области материальной культуры) в определенном географическом районе позволяет выделить отдельные культурные провинции («круги»). Однако это само по себе важное и плодотворное для этнографии и археологии открытие получило в трудах Фробениуса совершенно неправильное толкование. Он представлял себе «культуры» как особые организмы, развивающиеся самостоятельно, независимо от людей, подобно живым существам. Культура, считал он, не создается народом, а порождается природными условиями. Она может быть перенесена в иные природные условия, и тогда ее развитие пойдет по другому пути и из взаимодействия старых культур могут возникнуть новые. Эти идеи, так же как и антропогеографическое учение Ратцеля, были подхвачены основателем школы «культурных кругов» Фрицем Гребнером (1877-1934). По Гребнеру, каждый элемент культуры (предметы материального быта, обычаи, религиозные представления и т. п.) происходит из одного какого-то центра, появился лишь раз в истории, в каком-то одном месте, принадлежит к одному «культурному кругу» и вместе с ним распространяется по разным странам. Такой «культурный круг», представляющий искусственно созданное по произвольно отобранным элементам понятие, не развивается во времени, а лишь взаимодействует с другими «кругами» в географическом пространстве. Элементы одного «круга» могут распространяться путем диффузии и накладываться на элементы другого «круга». Вся история культуры - это история перемещений по земному шару нескольких «культурных кругов» и их механических соединений друг с другом («напластований»). Теория «культурных кругов» резко антиисторична: в последовательных ступенях развития Гребнер видел лишь явления, относящиеся к различным «кругам». Он считал, что никакой повторяемости, а следовательно, и никакой закономерности в истории человечества и его культуры нет.
Теория Гребнера получила дальнейшее развитие в работах этнографов так называемой венской культурно-исторической школы. Ее создателем и многолетней главой был Вильгельм Шмидт (1868-1954), католический патер, откровенно задавшийся целью доказать изначальность религиозного мировоззрения, частной собственности и патриархальной власти. Шмидт несколько видоизменил гребнеровский метод, внеся в него элементы мнимого историзма, направленного против марксистской концепции исторического процесса. Расположив «культурные круги» по определенной, якобы исторической схеме - от «примитивных пракультур» до «высших культур» народов Старого Света, - он попытался, с одной стороны, сконструировать две параллельные независимые друг от друга линии развития - патриархальную и матриархальную, а с другой стороны, найти у «патриархальных народов» изначальное существование названных выше институтов и идей классового общества.
Теория «культурных кругов» оказала влияние и на археологию. Австрийский археолог и этнограф Освальд Менгин в своей «Всемирной истории каменного века» (1930) пытался на археологическом материале доказать, что история первобытного общества - всего лишь результат переселения (миграции) отдельных племен, принадлежавших трем разным «культурным кругам». Позднее Менгин, взгляды которого содержали элементы расизма, пришел к сотрудничеству с фашизмом. С подобными же идеями реакционного толка выступил немецкий археолог Г. Коссина (1858- 1931), который занимался разработкой методики этнического определения археологических культур, но видел в них лишь выражение изначальных свойств рас и народов, а в историческом процессе - лишь распространение этих свойств путем завоеваний, миграций и заимствований. Крайний националист, пытавшийся в своих исследованиях представить культурное развитие Европы как результат германских завоеваний, Коссина был предтечей археологии фашистской Германии.
Диффузионизм оказал влияние на этнографию и археологию в Англии, хотя английские ученые-диффузионисты были менее последовательны в своих взглядах, чем германские. Видный представитель этого направления в английской этнографии Уильям Риверс (1864- 1922) в изданной им в 1914 г. двухтомной «Истории меланезийского общества» пытался совместить эволюционистскую и диффузионистскую точки зрения. Признавая прогрессивное развитие человечества, Риверс в то же время считал важнейшим его стимулом контакты народов и слияние культур. Идеи диффузионизма были доведены до абсурда Г. Эллиотом-Смитом и Уильямом Джеймсом Перри, которые признавали только один мировой центр цивилизации, откуда будто бы она распространилась по всему земному шару: Египет. Выдающийся английский археолог Гордон Вир Чайлд (1892-1957) пытался совместить диффузионистские взгляды с марксизмом. Он признавал основные положения марксистского учения о первобытном обществе и в то же время преувеличивал значение переселения народов и влияние одних культур на другие.
В целом для диффузионизма как особого течения в этнографии и археологии характерны некоторые общие черты. Диффузионисты считали, что все сходное в культурах разных народов является результатом заимствований, миграций или просто диффузии элементов культуры или целых культур. Все важные открытия и изобретения, по их мнению, быпи сделаны только однажды и распространялись из единых центров. Преувеличивая роль заимствований и переселений в истории культуры, диффузионисты отрицали значение внутреннего развития культуры отдельных народов, что позволяло строить националистические и расистские теории, приписывающие важнейшую историческую роль одним народам и отрицающие такую роль других народов. Было бы, однако, ошибочным приписывать всем диффузионистам расистские взгляды, которые вовсе не являются прямым и обязательным выводом из диффузионизма.
В конце XIX в. почти одновременно с диффузионистским направлением появилось так называемое социологическое течение в этнографии, представленное главным образом з трудах французских ученых.
Социолог Эмиль Дюркгейм (1858-1917) считал главным содержанием исторического процесса развитие общественного сознания. Предметом социологии, по его мнению, являются «социальные факты» - общественные учреждения, установления и т. д. Истоки всех общественных институтов Дюркгейм видел в «коллективных представлениях», которые он трактовал как формы общественного сознания, превращенные социальным опытом в принудительно действующие нормы общественного поведения. «Коллективные представления» не заимствуются человеком из его непосредственного опыта, а как бы навязываются человеку общественной средой. В своей книге «Элементарные формы религиозной жизни (Тотемическая система в Австралии)», изданной в 1912 г., Дюркгейм пытался доказать, что единственным источником зарождения религиозных представлений является общественная среда. Бог есть выражение социальных сил, которым человек вынужден подчиняться, не понимая их происхождения. В этой книге Дюркгейм высказал правильный взгляд на тотемизм как на религию родового общества. Вместе с тем он преувеличивал значение религии в истории человечества и приписывал ей положительную роль. В целом социология Дюркгейма была одной из попыток опровергнуть марксизм.
Близок к «социологической» школе Дюркгейма французский философ и психолог Люсьен Леви-Брюль (1857-1939). В книге «Мыслительные функции в низших обществах» (1910) (в русском переводе «Первобытное мышление». М., 1930) и в других Леви-Брюль выступил с теорией дологического мышления, якобы характерного для первобытных людей и современных отставших в своем развитии обществ. Он утверждал, что в «низших обществах» преобладают «коллективные представления», не зависящие от опыта и не чувствительные к логическим противоречиям. В первобытном мышлении господствует «закон сопричастия». Это значит, что предмет может быть самим собой и одновременно и чем-то другим («сопричаствовать» в чем-то другом), быть здесь и в то же время в другом месте и т. д. Леви-Брюль называл первобытное мышление «мистическим», так как оно проникнуто верой в таинственные силы и в общение с ними.
Вскоре после первой мировой войны в Англии возникла функциональная школа в этнографии, основателем которой был Бронислав Малиновский (1884-1942). В отличие от культурно-исторической, эта школа рассматривала культуру не как механическое соединение различных элементов, а как единое целое, в котором каждый элемент культуры несет свою социальную функцию. Однако этот правильный тезис получил у функционалистов ложное толкование. Малиновский призывал отказаться от исторического подхода к объяснению явлений культуры, так как ее начало и конец якобы непознаваемы, функционалисты утверждали, что нужно изучать, как действуют общественные институты, а не как они произошли.
Несколько отличаются от взглядов Малиновского идеи другого видного представителя функционализма Алфреда Реджиналда Рэдклифф-Брауна (1881-1955). Он делил этнографию на две области, каждую со своим специфическим методом: «этнологию», изучающую конкретные факты, касающиеся прошлого и настоящего отдельных народов, действующую «историческим» методом, и «социальную антропологию», исследующую общие законы развития человечества и его культуры. «Социальная антропология» пользуется индуктивным методом, аналогичным методу естественных наук. Сущность его - генерализация, изучение «социальных систем», или «социальных структур». Познание общих законов развития человеческого общества должно опираться прежде всего на изучение ныне наблюдаемого состояния современных отсталых народов, а не на гипотетически реконструируемую историю.
В США сложилась так называемая американская школа исторической этнологии, основанная антропологом, этнографов и лингвистом Францем Боасом (1858-1942). Боас критиковал многие ошибочные взгляды современной науки, в частности диффузионизм, был активным борцом против расизма, часто в анализе конкретных общественных явлений стоял на позициях материализма. Конечной целью науки о человеке он считал реконструкцию истории человечества. Но для этого, писал Боас, надо сначала изучить историю каждого отдельного народа, его языка, культуры, антропологического типа, а также культурного взаимодействия народов внутри картографированных географических ареалов. Основное понятие школы Боаса - «культурный ареал» - характеризуется сплошным распространением не отдельных элементов культуры, а целых серий их; вводятся также понятия «культурного центра» - области наибольшей густоты признаков и «окраинных ареалов», где сочетаются черты соседних районов, Боас признавал существование общих законов развития человечества и его культуры, но, учитывая трудность познания этих законов, призывал к величайшей осторожности при попытках их вывести. Эта справедливая в принципе точка зрения Боаса повела к увлечению краеведческим методом и к отрицанию значения теоретических обобщений, что особенно проявилось в работах его учеников. Боас призывал не переносить наших критериев моральной оценки на народы иного культурного типа. Эта идея Боаса впоследствии легла в основу целого направления в американской этнографии - так называемого релятивизма, т. е. учения об относительности всех морально-оценочных критериев и несравнимости культурных ценностей разных народов. Теоретические взгляды Боаса и его скептицизм в отношении научных теорий его предшественников, высказанные в очень осторожной форме, в работах его последователей приобрели гипертрофированный характер и в конечном итоге вели к отрицанию единства человеческой истории. Наиболее крайняя антиисторическая точка зрения выражена в работах Александра Гольденвейзера (1880- 1940), пытавшегося доказать, что общих законов и общего направления развития человечества не существует, да и само развитие, сам прогресс в его работах ставится под сомнение. Другой ученик Боаса - Роберт Лоуи (1883-1957) в своем большом труде «Примитивное общество» (1921) стремился опровергнуть важнейшие положения учения Моргана. В частности, он утверждал, что самым древним элементом общественной жизни была парная семья, что же касается последовательности других общественных форм (материнский и отцовский род, локальная и племенная организация и т. п.), то о них нельзя сказать ничего определенного и попытки установить их стадиальную последовательность безнадежны. Принципиальные установки «исторической» школы Боаса ярко проявились в трудах Пола Радина (1883-1959), доведшего до педантизма тщательность исследования отдельных культур и проявившего крайнее недоверие к общеисторическим построениям.
После второй мировой войны появились новые социолого-этнографические теории. Таково «этнопсихологическое направление» в американской этнографии, сторонники которого утверждали, что каждому народу свойственна особая «модель культуры», определяемая «структурой характера» данного народа. Эта структура якобы передается от поколения к поколению и остается неизменной, пока на нее не воздействует народ более высокого психического типа. Базисом для исследования структурализации в обществе служит понятие «основной личности», т. е. некоего среднего психологического типа, преобладающего в каждом данном обществе. По мнению этнопсихологов, вполне законно переносить данные психологического изучения личности на общества в целом: какова «основная личность», такова и культура. В мире существует великое множество «моделей культуры», остающихся неизменными на всем протяжении истории - от первобытности до сегодняшнего дня, но отличающихся от других своей «социальной ценностью». Например, глава этнопсихологической школы А. Кардинер утверждал, что судя по постоянству отношения к богу, прослеживаемому на протяжении 5 тыс. лет, структура основной личности западного человека не изменилась. Антиисторизм и колониалистская направленность этнопсихологической школы вызвали резко отрицательную реакцию в среде ученых всего мира.
Бесславный конец этнопсихологического направления ускорил поворот известной части этнографов-теоретиков США к историзму. С 1950-х и особенно с 60-х годов в их среде наметилось новое направление, получившее название «неоэволюционизм». Неоэволюционизм в свою очередь представлен несколькими теоретическими течениями. Одно из них близко к моргановскому пониманию эволюции первобытной истории. Его признанный глава Л. Уайт (1900-1975) и его ученики Э. Р. Сэрвис и М. Д. Салинз стремятся выявить в первую очередь общие черты в историческом развитии человечества (ученики, впрочем, менее последовательно, чем учитель). В этом отношении наиболее содержательны книги Сэрвиса «Первобытная социальная организация» (1962), «Культурный эволюционизм: теория в практике» (1971), «Происхождение государства и цивилизации» (1975) и Салинза «Соплеменник» (1968), «Экономика каменного века» (1972) и др. К этому же направлению примыкают М. X. Фрид («Эволюция политического общества», 1967, и др.) и ряд других этнографов США. Сторонники другого течения, получившего наименование многолинейного эволюционизма, или плюрализма (От лат, pluralis - множественный), также стремятся исследовать развитие первобытного общества, но с преувеличенным вниманием к специфическим, не подчиненным общим закономерностям вариантам, обусловленным особенностями природной среды. Взгляды основоположника и главы этого течения Дж. Стюарда (1902-1972) пользуются наиболее широким признанием в этнографии США и других западных стран. Делаются попытки сочетать концепции общей и многолинейной эволюции в так называемом дифференцированном эволюционизме, учитывающем как расхождения, так и сближения линий культурного развития (Р. Карнейро). Другая часть этнографов США отмежевывается даже от неоэволюционизма и пытается подменить закономерности поступательного развития исторических эпох проблемами их структурной характеристики. В этом отношении одно из наиболее видных мест принадлежит Дж. П. Мэрдоку, попытавшемуся показать в своей основной работе «Социальная структура» (1949), что структура общества не обязательно обусловлена ступенью исторического развития. Мэрдок и его последователи пользуются количественными методами для сравнительного («кросс-культурного») изучения народов и их культур, однако материалом для сопоставлений служат не однотипные, а такие разнотипные народы, как, например, папуасы и белорусы.
Неоэволюционизм оказал свое влияние также на развитие первобытной археологии, главным образом в США и в Англии, где в 1960-х годах возникла школа так называемой новой археологии. Ее представители (Л. Бинфорд, К. Флэннери, К. Ренфру и другие) делают упор не на исследовании конкретной истории культуры, а на выявлении закономерностей культурно-исторического процесса (отсюда их другое обозначение - «процессуалисты»).
В то же время в исследованиях этнографов и археологов США, Франции и других западных стран все заметнее становится интерес к историко-материалистической трактовке первобытной истории. Проявляется он, правда, по-разному. В то время как одни ученые добросовестно стремятся осмыслить древнейшее прошлое человечества с марксистских позиций, другие пытаются ревизовать и «улучшить» наследие классиков научного коммунизма. Во всем этом сказываются особенности научного климата на современном Западе: теоретический кризис буржуазного обществоведения, рост влияния марксистско-ленинского мировоззрения, неблагоприятная идейно-политическая обстановка, в которой приходится работать прогрессивным ученым. В значительной мере отличными от западных путями развивалась этнографическая, а тем самым и первобытноисторическая наука в России. Русская этнография в большей мере, чем западная, испытала влияние марксизма. Так, известный русский ученый Н. И. Зибер (1844-1888) в «Очерках первобытной экономической культуры» (1883) опирался на выводы Маркса и Энгельса и много сделал для популяризации их взглядов в России. В названной книге Зибер впервые поставил вопрос о характере производственных отношений, форм собственности в первобытном обществе и на огромном материале показал, что древнейшими формами ведения хозяйства были общинные, коллективные формы. Испытал на себе влияние марксизма крупный русский историк и этнограф М. М. Ковалевский (1В51-1916). В своих работах о семье, роде и общине в первобытном обществе Ковалевский широко использовал славянский и кавказский материал. Он разрабатывал вопросы развития форм родового строя и доказал универсальное распространение семейной общины, что было высоко оценено Энгельсом.
Другой особенностью развития русской этнографии было то, что в нее почти не проникли описанные выше антиисторические построения, распространившиеся с начала XX в. на Западе. Большинство русских ученых (Многие из названных в этом разделе этнографов продолжали жить и работать в советское время. Мы упоминаем их в данном месте, так как все они в той или иной степени примыкали к эволюционистской школе) продолжали придерживаться эволюционистских взглядов, в то же время многие из них стремились усовершенствовать эволюционизм, преодолеть ограниченность его схем, развить концепции эволюции брака и семьи, происхождения религии, бывшие главными темами трудов этнографов-эволюционистов, и включить в круг научных интересов новые проблемы, такие, как история хозяйства, культурные связи между народами и т. д.
Эволюционистским методом пользовался в своих трудах Д. Н. Анучин (1843-1923), выдающийся ученый, очень плодотворно работавший одновременно в области географии, археологии, антропологии и этнографии и стремившийся к объединению трех последних родственных наук. Большое значение для развития науки имели труды В. Г. Богораза (Тана) (1865-1936) и В. И. Иохельсона (1855- 1943), отбывавших царскую политическую ссылку в Колымском крае и там начавших изучение народов Северо-Восточной Азии и их культурно-исторических связей с народами Северо-Западной Америки.
Видными представителями эволюционизма в России была семья этнографов Харузиных. Наиболее известны работы Н. Н. Харузина (186S-1900) «Очерк истории развития жилища у финнов» (1895) и «История развития жилища у кочевых и полукочевых тюркских и монгольских народностей России» (1896), в которых эволюционистский метод был приложен к трактовке явлений материальной культуры. Примером комплексного использования данных этнографии и смежных наук является монография «Русские лопари. Очерк прошлого и современного быта» (1В90). Оставаясь эволюционистом, Н. Н. Харузин в этой книге вместе с тем стремился преодолеть односторонность эволюционистского метода, учесть различные культурные взаимовлияния.
С рядом интересных исследований, посвященных вопросам религиозных верований и духовной культуры (культ огня, фетишизм, семейная обрядность), выступила В. Н. Харузина (1866-1931).
Очень заметный след в историографии первобытной истории оставил выдающийся русский этнограф Л. Я. Штернберг (1861 - 1927). Он изучал семейные и родовые отношения, обычное право, верования коренного населения Сахалина и Приамурья. У одной из народностей - нивхов (гиляков) Штернберг обнаружил родовой строй, пережитки группового брака, классификаторскую систему родства. Эти открытия были отмечены Ф. Энгельсом. Много нового содержат работы Штернберга по эволюции верований и его обобщающая работа «Первобытная религия» (1936). Для исследований Штернберга характерно комплексное изучение данных языка и культуры.
Показательна критика односторонности эволюционизма со стороны крупного этнографа A. Н. Максимова (1872-1941). В ряде работ он доказывал, что некоторые смелые обобщения Бахофена, Мак-Леннана и других ученых, считавшихся в его время уже классиками науки, не всегда были достаточно обоснованы, и новый фактический материал требует новых обобщений. Главным предметом научных исследований Максимова были вопросы истории семьи и родовых отношений.
Развитие в СССР марксистской науки о первобытном обществе. Ведущую роль в развитии марксистской концепции первобытной истории сыграли ученые СССР. Ими был изучен большой 4 этнографический, антропологический и, что особенно показательно, почти отсутствовавший во времена Энгельса археологический материал, давший новую аргументацию в пользу материалистического понимания истории первобытного общества.
Работы антропологов В. В. Бунака, Г. А. Бонч-Осмоловского, Г. Ф. Дебеца, М. М. Герасимова, М. Г. Левина, М. Ф. Нестурха, Я. Я. Рогинского, М. И. Урысона, B. П. Якимова способствовали складыванию представлений об этапах становления человека, а вместе с тем и путях возникновения человеческого общества. Труды археологов П. И. Борисковского, А. Я. Брюсова, П. П. Ефименко, С. Н. Замятнина, В. М. Массо-на, А. П. Окладникова, Б. Б. Пиотровского, B. И. Равдоникаса, С. А. Семенова, П. Н. Третьякова, А. А. Формозова и других содержат важнейшие вещественные данные для реконструкции первобытной экономики и культуры. Исследования этнографов А. М. Золотарева, Е. Ю. Кричевского, М. О. Косвена, В. К. Никольского, Д. А. Ольдерогге, С. А. Токарева, C. П. Толстова и других помогли пониманию процессов развития рода, семьи и других институтов первобытности.Советским историкам удалось во многом уточнить и систематизировать наши знания о развитии производительных сил первобытного общества (С. А. Семенов и др.), о праобщине, или первобытном человеческом стаде (П. И. Борисковский, Ю. И. Семенов), о развитии форм родовой организации (М. О. Косвен, Л. А. Файнберг), о путях разложения первобытного общества и формирования раннеклассовых отношений (Ю. П. Аверкиева, Л. Е. Куббель, В. М. Массой, И. И. Потехин, С. А. Токарев, С. П. Толстое и др.). В самое последнее время сделаны первые шаги в изучении этнического процесса первобытности (В. Ф. Генинг, Ю. В. Бромлей, С. А. Арутюнов, Н. Н. Чебоксаров). Большую роль в исследовании духовной культуры первобытного человека сыграли работы А. П. Окладникова, А. Д. Столяра, С. А. Токарева, А. А. Формозова, Б. А. Фролова.
Советские ученые уделили большое внимание борьбе с концепциями диффузионизма, функционализма, релятивизма, неоэволюционизма и т. п. В этом отношении важную роль сыграло изучение и научное истолкование тех новых данных этнографии, которые, по мнению противников марксизма, якобы противоречили основным положениям Моргана, развитым Энгельсом. Так, изучая родовую организацию и ее начальную форму - материнский род, советские этнографы показали наличие материнско-родовых пережитков у многих народов Сибири, рассматривавшихся последователями культурно-исторической школы Шмидта и Копперса в качестве типичных представителей патриархальной пастушеской «пракультуры», Обнаружение остатков материнского рода у индоевропейских народов показало беспочвенность утверждений об исконно патриархальном строе «арийских» народов (теория «неарийского матриархата»). Все это явилось подтверждением положения об универсальности родовой организации.
Заметное, хотя и во многом противоречивое влияние на развитие советской науки о первобытном обществе оказали взгляды выдающегося языковеда и археолога Н. Я. Марра (1864-1934). Исходя из созданного им «нового учения о языке», в основе которого лежали утверждение о единстве процесса развития всех языков мира и их стадиальная классификация, Марр утверждал, что смена культур на одной и той же территории всегда отражает стадии местного (автохтонного) развития. Его последователи пошли дальше и отрицали какое-либо историческое значение переселений и заимствований. Они ошибочно полагали, что признание марксистского принципа единства исторического процесса должно вести к отказу от исследования местных этнических особенностей и что социальные изменения могут завершиться полным исчезновением старых черт культуры. Однако, несмотря на указанные ошибки в его разработке, само учение Н. Я. Марра содержало правильные идеи о единстве развития человеческой культуры, о том, что все современные народы являются наследниками исчезнувших племен и народов и что возникли они как результат сложных скрещений на длительном историческом пути.
Многочисленных последователей Марра привлекала в его идеях их антирасистская и антинационалистическая направленность. Работы Марра и его последователей сыграли положительную роль в критике устаревших концепций, в поисках новых методов исследования, но некоторые их положения, а главное - попытки монополизировать науку нанесли вред ее развитию.
В то же время в прошлом в ряде случаев имели место догматический подход к наследию Моргана и канонизация отдельных высказываний Энгельса по частным вопросам, потребовавшим дополнительной разработки в свете вновь накопленных научных фактов. Это не могло не повредить марксистской науке первобытной истории, замедлило ее развитие в нашей стране.
Следует отметить и то обстоятельство, что до недавнего времени советские этнографы, изучая развитие семейно-брачных и общинно-родовых отношений, не уделяли достаточного внимания первобытной экономике. Этот пробел стал отчасти восполняться только в последние годы (В. М. Вахта, Н. А. Бутинов, В. Р. Кабо, Ю. И. Семенов), что активизировало изучение как специфики первобытной экономики, так и социально-экономической истории первобытности в целом и привело к плодотворному обсуждению таких вопросов, как историческое и функциональное соотношение рода, общины и семьи.
После второй мировой войны к марксистской разработке истории первобытного общества присоединились ученые других социалистических стран. Особенно серьезная работа в этой области ведется в ГДР, где активно обсуждаются и исследуются проблемы антропо- и социогенеза, периодизации первобытной истории, этнографической и археологической методики первобытноисторических реконструкций, путей и механизмов становления классов, государства и права (Г. Геберер, Г. Ульрих, И. Зельнов, В. Зельнов, Г, Грюнерт, Г. Гур и др.). В Венгрии выделяются фундаментальные исследования по вопросам палеодемографии (Я. Нимешкери). Палеоантроп оло-гическая и археологическая работа ведется в Болгарии (П. Боев), Венгрии (Л. Габори, П. Липтак), Румынии (О. Некрасова), Чехословакии (Э. Влчек, Я. Елинек), в Югославии (М. Малеш, Д. Хрейович). Во многих странах Восточной Европы ведется работа по изучению отставших в своем развитии внеевропейских народов, в которой ориенталистика смыкается с историей первобытного и раннеклассового обществ.
Как уже отмечалось, марксистское понимание истории первобытного общества распространяется и среди ученых капиталистических стран. Одни из них открыто признают себя марксистами, другие еще только приближаются к материалистическому пониманию первобытной истории, некоторые отвергают марксизм, но, объективно истолковывая факты, невольно приходят в своих работах к историко-материалистическим выводам.
Представления древних о своих соседях. Изложение предыстории любой науки начинается чаще всего с появления письменных памятников, в основном с античной традиции. Однако дело к этому не сводится. Для предыстории изучения первобытного общества, наверное, небезынтересен факт довольно верного и близкого к действительности, реалистического воплощения себя и своих соседей в костяной скульптуре в эпоху верхнего палеолита. В Дольне Вестонице - на верхнепалеолитической стоянке в Чехословакии - обнаружена женская головка, вырезанная из кости: европеоидные черты лица выражены вполне отчетливо. На стоянке Мальта в Южной Сибири (о ней дальше) найдены статуэтки из бивня мамонта, на одной из которых с хорошо моделированным лицом особенно ясно видны монголоидные черты и одежда, напоминающая традиционную меховую одежду народов Севера. Еще более богаты в этом отношении, разнообразны, демонстрируют больше вариантов неолитическая скульптура и скульптура эпохи бронзы. Осознание каких-то внешних физических особенностей самих себя и бытовых особенностей культуры, сравнение этих особенностей с аналогичными особенностями других народов должны были повести к пониманию различий с соседями и, в сущности, явились тем истоком, из которого выросли антропология и этнография, а за ними и история первобытного общества.
Все же намного информативнее письменная традиция. Письменная традиция с этнографическими наблюдениями над другими народами начинается с Древнего Египта. Нашествие гиксосов в эпоху Среднего царства столкнуло древних египтян в больших масштабах с чуждым народом. Тексты отметили в первую очередь то, что делало гиксосов ужасными и непобедимыми - владение лошадью. Использование лошади затем было воспринято египтянами, стало неотъемлемым элементом их собственной культуры и особенно широко использовалось в военном деле. Наряду с этим египетские тексты изобилуют еще малоиспользованными в науке сведениями о западных, восточных и южных соседях египтян, донесшими до нас их антропологические и этногрофиче-ские черты. Очень информативны в этом отношении древнеегипетские скульптура и живопись, особенно живописные панно, запечатлевшие сцены принесения фараону дани завоеванными соседними народами с яркими подробностями их костюма и антропологического облика. Словом, древние еще до греков и римлян знали, что существуют разные народы, что они отличаются один от другого, по-разному говорят, выглядят, одеваются, живут и ведут себя. Это еще даже не предыстория науки, а просто какой-то запас эмпирических наблюдений без попытки их первичной систематизации, но без этого необходимого запаса, верно, не было бы попыток какого-то обобщения, которое появляется в разных формах в эпоху античности.
Античный мир предлагает нам иную географию эмпирических наблюдений. Центр цивилизации перемещается в Средиземноморье, и в соответствии с этим цивилизованными считаются народы этой области, в первую очередь греки и римляне - народы Апеннинского и Балканского полуостровов. Все остальные - варвары, т. е. народы, находящиеся в диком состоянии, отставшие от греков и римлян, живущие по каким-то странным непонятным законам и исповедующие какие-то чудные обычаи. Все же интерес к ним велик и носит не только академический характер, но подогревае-тся в ходе их завоевания или торговли с ними и мирной колонизации. Это не просто любопытство. Это осознанное практическое стремление пополнить эмпирическое знание о соседях и их ни на что разумное не похожих нравах и образе жизни. Взгляд сверху вниз, взгляд цивилизованного человека на дикаря присутствует практически во всех сочинениях античных авторов о соседях, но эти авторы, направляясь практическими целями, не теряют интереса к конкретным деталям быта, законов и нравов и стараются быть достаточно достоверными. Именно поэтому современное историческое знание так много почерпнуло из сочинений античных историков и политиков. Эти сочинения обросли многочисленными комментариями и представляют собою неоценимый исторический источник. Таковы сочинения Геродота (V в. до н. э.) о скифах, сарматах и народах Средней Азии, Ксенофонта (конец V - первая половина IV в. до н. э.) о малоазиатских народах, Страбона (рубеж н. э.) о народах южной Европы и Кавказа. Цезарь (I в. до н. э.) и Тацит (I в. н. э.) оставили прекрасное описание быта германцев. Однако взгляд сверху вниз сказался в другом - никому из этих писателей не пришло в голову, что многое из того, что они описывают, могло иметь место у греков и римлян, что эти странные обычаи - то состояние, через которое когда-то прошли их собственные общества. География эмпирических наблюдений расширялась, а восприятие их оставалось экзотическим и утилитарным.
Тем не менее какое-то представление о первобытной истории все же оформлялось в сознании греческих и римских мыслителей, может быть, все же не без какого-то косвенного влияния перечисленных выше накопленных знаний о «варварах». Уже создатель атомистики Демокрит (V в. до н. э.) представлял себе прошлое современного человечества звероподобным, люди, в соответствии с его учением, в древности напоминали зверей, подобно зверям боролись друг с другом за средства к существованию, и только эта борьба за существование и вывела их из животного состояния. Многие современные теоретики эволюции, например замечательный русский биолог и эволюционист Лев Семенович Берг, считают Демокрита великим предтечей эволюционного подхода к явлениям природы и рассматривают его как первого предшественника эволюционного учения в биологии. Но особенно впечатляюще, хотя и без конкретной аргументации, поэтому натурфилософично и априорно, эволюционная идея выражена у Лукреция Кара (I в. до н. э.) в дошедшей до нас целиком поэме «О природе вещей». В свободных плавно текущих стихах нарисована грандиозная картина мироздания, в которой предвосхищено многое из того, что открыто современной наукой и что стало достоянием европейской мысли не раньше второй половины XIX в. В этой грандиозной картине нашла себе место и история первобытного общества. Если в дальнейшем наука накапливала факты для воссоздания динамики первобытного общества и объяснения механизмов, управляющих этой динамикой, то здесь зарисовка статична, она передает внешнее, но поразительно правдоподобна, воссоздает с помощью творческого воображения наше понимание первобытной истории даже в каких-то деталях. Сказано о жизни древнейших людей в пещерах и овладении ими огня, сказано и о том, что они жили стадами, что использовали палки и ветки деревьев в качестве первых орудий, параллельно овладев умением изготовлять их из камня. На смену каменным орудиям пришли медные, на смену медным - железные. В этой последовательности была верно угадана современная археологическая периодизация с одним лишь несущественным отличием - эпоха меди заменена в современной науке эпохой бронзы. Кар правильно написал и о возникновении жилищ и одежды, и о происхождении речи - лишний пример того, как античная наука, не обладавшая большим запасом эмпирических фактов, преодолевала их недостаток путем глубокого теоретического их истолкования, а иногда при их отсутствии - и с помощью философского размышления.
Лукреций Кар - это потолок античной мысли в сфере истории первобытного общества, и с его умозрительным, но ярким синтезом она вступает в эпоху средневековья.
Этнографические наблюдения в эпоху средневековья.
Эта эпоха неоднократно освещалась как эпоха религиозного мракобесия в истории человечества, мрачного фанатизма и застоя в области человеческой мысли. Все это верно лишь отчасти - вскрытые источники и проанализированные под современным углом зрения трактаты средневековых ученых показывают, что они достигли больших успехов во многих областях человеческого знания. Однако это не относится к истории первобытности: о достижениях Лукреция Кара нельзя было и говорить. Место его мрачноватой, пожалуй, перенасыщенной идеей жесточайшей борьбы друг с другом и с природой, но близкой к действительности картины заняла изложенная в Библии христианская доктрина о создании человека богом на седьмой день творенья. Вся динамика и вся диалектика первобытной истории этим изгонялись из нее абсолютно, место философских размышлений о прошлом человечества заняли схоластические споры вокруг отдельных формулировок священных текстов.
Но географический кругозор продолжал расширяться. Арабы, как показали работы замечательного исследователя их культуры Игнатия Юлиановича Крачков-ского, знали о Северном Ледовитом океане, в Европу проникали сообщения о народах Восточной Европы, Сибири и Китая, доносились какие-то смутные сведения о народах Черной Африки. Все эти сведения, перемешиваясь с религиозными предрассудками и сталкиваясь с отсутствием научной критики, превращались в фантастику вроде широко распространенных россказней о людях с собачьими головами на Востоке. Но, разумеется, вместе с ними распространялась и позитивная информация, расширявшая круг известных народов и укреплявшая представления об их разнообразии.
В историю европейской науки - этнографии, географии, даже истории (потому что историкам нельзя обойтись без их записок) золотыми буквами вписаны имена путешественников, выезжавших за пределы известного тогда мира и приносивших изумленной Европе сведения о далеких и необычных странах. Западноевропейские путешественники XII в.- Плано Карпини, Биллем Рубруквис, Марко Поло привезли в Европу и некоторые фантастические сведения (особенно был повинен в этом последний), но параллельно с этим они обогатили западноевропейскую науку неоценимыми географическими сведениями о Средней, Центральной и Восточной Азии. Для нашей темы еще важнее, что они собрали данные об истории и обычаях многих народов посещенных ими стран, поведали миру об обычаях при дворе Чингисхана и Чингизидов, еще раз дали почувствовать Европе, как много разных по культуре народов живет за ее пределами и как интересно и необъяснимо с точки зрения европейских традиций многое в их культуре. В Восточной Европе было в эту эпоху не до путешествий - феодальная раздробленность и татарское иго вряд ли создавали какую-то возможность выхода за ее пределы, хотя, может быть, летописная традиция просто не сохранила нам сведений о таких выходах. Зато для XV в. письменная традиция сохранила нам драгоценное свидетельство о значительном географическом мероприятии - путешествии тверского купца Афанасия Никитина на Восток: его путешествие продолжалось шесть лет, из них три он провел в Индии, народный быт которой описан им правдиво и красочно. В совокупности с записками европейских путешественников все это создало в Европе достаточно полное представление о народах, быте, государственном устройстве стран Азии за исключением, может быть, ее самых глубинных районов. Границы известного мира расширились необъятно. Концепция истории первобытного человечества оставалась ортодоксально христианской, но постоянно расширявшийся диапазон географического, а с ним и этнографического видения сам по себе медленно и неотвратимо подготавливал почву для будущих обобщений.
Эпоха Великих географических открытий и расширение этнографических знаний о первобытных народах. Однако все это было какое-то малоэффективное в своем внешнем выражении движение научной мысли, скорее количественное ее накопление, не находившее ощутимого выражения в обществе, пока резкий перелом не наступил на рубеже XV-XVI вв., начавшем эру полного открытия ойкумены и в соответствии с этим и получившем приведенное историческое обозначение. На конец XV в. с интервалом в пять лет падают два замечательных путешествия, ознаменовавшиеся огромными географическими результатами - плавание испанца Христофора Колумба, открывшего Америку, и плавание португальца Васко да Гама через южную оконечность Африки в Индию, доказавшего возможность достижения Индии морским путем. К первой половине следующего столетия относится кругосветное плавание Магеллана, завершившее спор о форме нашей планеты. Все эти мероприятия были организованы как походы в поисках богатства вновь открытых стран, в первую очередь золота и пряностей, поэтому за первыми мореплавателями последовали военные экспедиции и походы наживы. Средневековая ойкумена после открытий Колумба, Васко да Гама и Магеллана сразу превратилась в арену крови, чудовищных зверств и тех надругательств над человеческой личностью, с которых начался в истории человечества расизм. С лица земли были стерты государственные образования Центральной Америки, разрушены и подчинены европейскому господству многие азиатские государства. Но утверждавшие свое господство над миром европейские державы, их культура и наука не могли в ходе этих завоеваний еще раз не столкнуться с огромным многообразием народов, не могли не задуматься над историческими причинами этого многообразия и его соотнесения с динамикой исторического процесса.
Расширившаяся почти до современных пределов ойкумена ввела в рамки знаний европейской науки десятки, а то и сотни новых народов, ранее совсем неизвестных. После открытия Америки были освоены в той или иной степени внутренние районы и Северной и Южной Америки. Внутренние глубинные районы Африки оставались неизвестными, но прибрежные народы, постоянно входившие в контакт с европейскими мореплавателями, описывались неоднократно. То же произошло и на Азиатском материке - многие области во внутренней Азии были известны понаслышке, зато обширные сведения были накоплены о жителях прибрежных стран и районов, имевших выход к морю. Нельзя забывать, что многие из шедших по пятам первопроходцев-мореплавателей колонизаторов, верно служивших интересам наживы своих европейских метрополий, были талантливыми и образованными людьми, наблюдения и записки которых оказались весьма ценными и сохранили для современной этнографической науки многие черты культуры и быта внеевропейских народов в момент первой встречи их с европейцами.
Не имея возможности перечислять все эти многочисленные записки и сочинения, отметим лишь главное из того, что поразило европейцев в открывшемся им мире несхожей с ними культуры. Разумеется, прежде всего не могло не поразить воображения европейцев все увиденное внешнее в чужой культуре - дома, одежда или отсутствие таковой, совсем отличные от европейских орудия труда и формы хозяйства, странный быт и не менее странная бытовая утварь, В высокой степени необычными казались и многие обычаи и обряды, особенно связанные с религиозными и магическими представлениями. Католические м"иссионеры шли в первом ряду вместе с воинами-завоевателями и торговцами-колонизаторами, им мы обязаны многими варварскими действиями вроде сожжения образцов «богопротивного» искусства и письменности, но им же мы обязаны грамотным описанием культуры и обычаев. Отсутствие христианской веры и вообще единобожия, богатый пантеон разных богов поражали воображение всех первых наблюдателей, в их числе и католических миссионеров. До признания христианства историческим явлением, возникшим в определенных условиях места и времени, было еще далеко, но все же оно перестало быть единственной формой религии, как учила до этого сама церковь. Среди прочего было обращено внимание также на устройство общества, отсутствие государственной власти и аппарата управления, какие-то иные формы организации общественной жизни, отсутствующие в Европе. Наконец, европейцы заметили и то, что, пожалуй, озадачило их больше всего: оказывается, существовали общества, в которых не было никаких следов частной собственности, те или иные формы собственности существовали, но они всегда носили коллективный характер. Все это не избавляло европейскую цивилизацию от взгляда на все другие народы, как на дикарей, но вместе с тем все яснее и яснее свидетельствовали о том, что европейские формы культуры не составляют даже преобладания в ряду других форм культуры, представленных у внеевропейских народов.
Если же говорить о концептуальной стороне дела, особенно применительно к истории первобытного общества, то грандиозное расширение этнографического кругозора не ознаменовалось разработкой соответствующей теории и привело даже к известному регрессу по сравнению со схематичной, но ясной и реалистичной схемой Лукреция Кара. Понимание известной примитивности и своеобразия культуры многих внеевропейских народов сопровождалось идеей их близости к природе, проживания по простым нравственным законам, безмятежности их существования, свободы от разгула страстей и преступлений, окружавших людей эпохи средневековья и Возрождения. Создателем этой концепции был французский мыслитель Мишель Монтень (XVI в.), потративший много знания, красноречия и таланта, чтобы доказать существование «доброго дикаря». Успех его «Опытов» был всеобщим, а с ними распространилась и эта концепция, поставившая «доброго дикаря» в начало истории. Она оказалась очень живучей, рецидивы ее в модифицированной форме встречались до недавнего времени, но пожалуй, именно с нее начинается идеализация первобытной истории, отрыв от конкретных фактов и стремление выдать надуманные гипотезы за попытки их интерпретации, чему в изучении первобытного общества было немало примеров.
Первые обобщения. В принципе концепция Монтеня потому сыграла большую роль в человеческой цивилизации и истории европейской философской и исторической мысли, что она представляла собою чуть ли не первое обобщение, базирующееся на уже накопленных в эпоху средневековья и раннего Возрождения фактов, полученных при этнографическом наблюдении находящихся на разных ступенях общественного развития народов. Это обобщение, достаточно наивное само по себе, сыграло тем не менее пионерскую роль, так как оно в рамках европейской культуры и европейского взгляда на мир показало все накопленные сведения о первобытных на-родах не только как более или менее интересные археологические раритеты, но и как какую-то систему, отражающую историческое движение человечества к прогрессу. С этой точки зрения многое из того, что безоговорочно приписывалось мыслителям XVIII в., как их несомненное историческое достижение, нашло в концепции Монтеня достаточно полное выражение.
Следующим за ним этапом в превращении груды фактов и эмпирических наблюдений в какую-то, пусть довольно примитивную, схему динамики исторического процесса была книга французского монаха-иезуита Жо-зефа-Франсуа Лафито, долго занимавшегося миссионерской деятельностью среди американских индейцев. Его книга «Нравы американских дикарей в сравнении с нравами древних времен», вышедшая в 1724 г., опиралась не только на его собственный богатый опыт общения с ирокезами, но и на наблюдения других миссионеров в Северной Америке. Строго говоря, если оставаться в рамках хронологической последовательности, нужно было бы назвать философа и публициста англичанина Джона Толанда, изложившего в 1704 г. в свойственной тому времени манере писем идею возникновения современной веры в бессмертие еще у древних египтян и использовавшего для ее доказательства многие этнографические сообщения. С помощью этих сообщений он пытался еще показать и сходство в воззрениях экономически и культурно неразвитых народов, современных европейских цивилизаций, с народами древности. Нужно, однако, сказать, что философско-умозрительный и публицистический характер изложения и беглость, с которой были переданы эти важные мысли, оставили незамеченной книгу Толанда, и он редко упоминается в этнографической и культурологической историографии. Возвращаясь к гораздо более известному Лафито, следует в то же время подчеркнуть, что он, в сущности говоря, не пошел дальше своего предшественника: то же сопоставление американских индейцев с исторически известными древними народами и объяснение их сходства изначальным родством. Но это представление о родстве привело Лафито по сравнению с Толандом к тому же еще к фантастической идее происхождения американских индейцев от древних греков, которая и в его время вызывала только насмешки.
Объяснение наличия сходных культурных элементов и институтов глобальным родством всех народов не могло не обнаружить сразу же свою слабость, так как оно входило в очевидное противоречие при столкновении с другим не менее демонстративным кругом явлений - культурным своеобразием отдельных народов и целых областей, заселенных действительно родственными народами. Это почувствовали уже младшие современники Лафито - участник знаменитых плаваний Джеймса Кука немец Георг Форстер, автор описаний народов Южной Америки француз Р. Шарлевуа, историк религиозных верований француз Шарль де Бросс. Наиболее четко, пожалуй, все связанные с этим явления выразил Форстер при сравнении своих наблюдений над полинезийцами с исторически уже тогда довольно широко известным миром гомеровской Греции. Он подчеркивает сходство героев гомеровского эпоса и полинезийцев, особенно хорошо им изученных и описанных жителями острова Таити, в привычках, обычаях, общественных институтах, поведении, но вполне трезво отвергает идею об их возможном родстве. Наблюдаемое сходство последовательно объясняется им более или менее одинаковым уровнем развития культуры. В подобной трактовке сходного и различного в человеческой культуре нельзя не усмотреть проявление начал сравнительного метода и идеи стадиальности в истории человечества.
Параллельно с этой конкретной работой, в ходе которой для проникновения в далекое прошлое человечества использовались в основном этнографические факты, шло философское осмысление исторического процесса, отказ от средневековых церковных догм. Осмыслению этому мы обязаны выдающимся мыслителям века Просвещения во Франции, Италии, Англии и Германии. Во Франции это Жан Жак Руссо, Дени Дидро, Франсуа Мари Вольтер, Шарль Луи Монтескье, Жан Антуан Кондорсе, Анн Робер Тюрго, Жан Николя Де-мёнье, в Италии - Джамбаттисто Вико, в Англии - Адам Фергюссон и Джордж Миллар, в Германии - Иоганн Готфрид Гердер и Христоф Мейнерс. Все эти мыслители не были профессиональными сборщиками этнографических наблюдений, хотя и не пренебрегали ими, главным для них было понять и объяснить ход человеческой истории, проникнуть в его законы и попытаться нарисовать целостную картину движения человечества от первобытного состояния к государству и другим развитым учреждениям современного общества. Пожалуй, общим для них, может быть, вообще в связи с господством рационалистического мышления, столь характерного для века Просвещения, являлись попытки монофакторного истолкования истории, попытки разработать такую концепцию исторического объяснения, в рамках которой одна причина развития выдвигалась бы на роль ведущей. Так, Монтескье указал на климат как на основной фактор, обусловивший различия между народами; Вольтер писал о накоплении культурных достижений, которое и предопределяет рост духовного богатства всех народов и переход их на более высокий уровень исторического развития; для Кондорсе главное состояло в обогащении человеческого разума и росте просвещения; для Гердера - географическая среда в целом. Разумеется, поиск всех этих отдельных причин и выпячивание их на первый план сейчас выглядит наивным, но нужно определенно признать, что каждая из них названа верно, сыграла свою роль в истории, и последующие многофакторные схемы интерпретации исторического процесса во многом опирались на достижения XVIII в.
Каков был взгляд на первобытное общество во всех этих системах? Наиболее интересными аспектами являются общая характеристика первобытности и попытка расчленения развития первобытного общества на составлявшие его этапы. С познавательной и исторической точек зрения интересно отметить, что в общей характеристике первобытности XVIII век принципиально не шагнул дальше идеи «доброго дикаря», несмотря на значительное увеличение объема известной информации. Огромный авторитет Руссо и Дидро как мыслителей и колоссальная популярность их сочинений в Европе обусловили живучесть идеи «счастливого детства» человечества, его жизни в райских условиях непотревоженной человеком природы, бесконфликтности первобытного человечества. В бытовом сознании подобный взгляд оказался необычайно устойчивым и перешел не только в XIX век, но и в современность. Факт отсутствия отношений собственности у многих первобытных народов также способствовал укреплению этих идиллических представлений, так как с появлением собственности многие авторы не без основания справедливо связывали возникновение войн, развитие конфликтных ситуаций и вообще, всего или почти всего того, что можно назвать общественным злом. Однако, как ни была распространена и популярна теория первобытной идиллии, исторически интереснее и значительнее были попытки вскрыть динамические явления в жизни первобытного общества, иными словами, поиск и аргументация первых схем, говоря современным языком, его периодизации. Фергюссон, Кондорсе и Тюрго, наверное, пришли к идее трехчленной периодизации, хотя и вкладывали в понятие ступеней разное содержание: Фергюссон и Тюрго писали об охотниках-рыболовах, скотоводах и земледельцах, Кондорсе не противопоставлял земледельцев скотоводам, а в качестве третьей, наиболее высокой ступени развития, выделял дальнейшее развитие земледельческого хозяйства. Фергюссону же принадлежит сопоставление выделенных ступеней развития с формами собственности: охотники-рыболовы, как и отдельные группы собирателей, не имели частной собственности, зарождение ее падает на общество скотоводов и связано с пастушеским хозяйством, полного развития она достигает у земледельцев. Замечено, что именно у Фергюссо-на мы находим дошедшую через Моргана и Энгельса до современности терминологию - дикость (охотники и рыболовы), варварство (скотоводы), цивилизация (земледельцы).
Накопление конкретных знаний о первобытном обществе и их обобщения в XIX в.
Это столетие сыграло во многих отношениях особую роль в мировой истории, ибо на него падает оформление ряда научных дисциплин в их современных формах. Наука о первобытном обществе как целостный свод знаний о первом очень длительном этапе человеческой истории, кстати говоря, до сих пор не нашедшем своего терминологического обозначения на русском языке (предлагавшиеся неоднократно термины «доистория», «предыстория», являющиеся кальками с западноевропейских языков, не получили распространения, исходя из скрыто содержащегося в них отрицания единства исторического процесса), не составила исключения, формируясь постепенно на стыке этнографических, археологических и даже биологических знаний. При этом нужно иметь в виду, что запас этнографических фактов уже достиг очень Значительного объема к началу XIX в. и дальше развитие этнографии выражалось в основном в разработке все более адекватных этому материалу концепций, тогда как археология стала делать первые шаги и лишь к концу века вышла на уровень типологических сравнений и классификации с элементами первых обобщений. Что же касается биологии, то ее вклад в историю первобытного общества становился тем весомее, чем больше она включала в число объектов своих исследований первобытного человека. С формулировкой основ эволюционной теории Чарлзом Дарвином в 1859 г. биология оказала немалое влияние и на характер мышления исследователей, работавших в области первобытной истории. Он выразился в осознанном теоретически и последовательном практически проведении принципа историзма. Достаточно хорошо известно, какую ожесточенную идеологическую борьбу выдержала теория Дарвина, но все же лежавший в ее основе принцип историзма почти полностью возобладал как принцип интерпретации в последней четверти прошлого века и предопределил соответствующее развитие близкой к первобытной палеоантропологии археологии. В этнографии принцип историзма продолжал развиваться на основе иного более раннего источника - описанной выше и сформулированной мыслителями XVIII в. концепции динамизма исторического процесса и прогрессивного развития общественных институтов от древности до современности.
Начнем с накопления археологических знаний. Наверное, не случайно первые и еще очень несовершенные классификации найденных древних орудий (а их находили не только в ходе раскопок, в систематической форме производившихся позже, начиная примерно с середины XIX в., но и при случайных сборах) повторяли трехчленную классификацию истории первобытного общества, хотя в последующем эта привычка к трехчленному делению и стремление совместить трехчленные ряды динамики разных элементов материальной, да и духовной культуры принесли немало вреда истории первобытного общества.
Первой попыткой классификации орудий труда была классификация датского археолога Каунсиллора Томсе-на, создавшего экспозицию в Национальном музее древностей в Копенгагене и описавшего ее в 1836 г. Орудия были распределены по материалу - камень, медь или бронза, железо, что, однако, не несло в себе определенного представления о хронологии, о движении от примитивной технологии производства орудий к более совершенной. Последователи Томсена - его преемник по Национальному музею в Копенгагене датчанин Чем-берлен Ворсо и швед Свен Нильсон - мгновенно увидели в предложенной им квалификации мощный инструмент археологического исследования, далеко вперед продвигающий археологическую методологию и позволяющий целиком отказаться от взгляда на древние орудия как на простые раритеты, удовлетворяющие любопытство любителей древностей. Ворсо, сравнивая предметы из бронзы из разных погребений, наметил основы метода относительной хронологии, столь действенного и поныне. Нильсон, предлагая свою периодизацию истории первобытного общества, по существу мало отличавшуюся от трехчленных периодизаций XVIII в., впервые обосновал ее не только сравнительным сопоставлением культуры народов, находящихся на разных ступенях исторического развития, но и археологическим материалом. Метод сравнения этнографических и археологических явлений для реконструкции процессов первобытности также вполне актуален и в современной науке.
Казалось бы, от первых достижений археологии, ставшей наукой, закономерно перейти к описанию ее дальнейших открытий, особенно связанных с началом человеческой истории, но перед этим необходимо сказать о дальнейшем движении этнографической мысли. О разных обществах накопилось так много этнографических наблюдений и фактов, что они настоятельно требовали сведения их воедино и какого-то обобщения, совершенно необходимого в истории науки, когда ее фактическая база быстро растет и любой эмпирический факт скоро теряется в ряду других. Таким обобщением были громадные книги немецкого культуролога Густава Клемма, посвященные всеобщей культурной истории человечества (десять томов, опубликованные в Лейпциге с 1843 по 1852 г.) и общему культуроведению (вышла там же в двух томах в 1854 г.). Клемм не создал какой-либо оригинальной классификации, повторив классификацию Фергюссона, но предложил для его понятий варварства и цивилизации другие обозначения - укро-щенность и свободу. Эти обозначения не привились. Книги Клемма, очень точные по отбору фактического материала и скрупулезные по его подаче, служили источником даже для исследователей конца прошлого века.
Параллельно с подведением итогов предшествующих исследований продолжались путешествия в экзотические области земного шара, в ходе которых не только уточнялась географическая карта земной поверхности, но и расширялся этнографический кругозор европейской науки, а собранные этнографические данные сразу же вводились в работу по реконструкции первобытных институтов. В Южной Америке это путешествия немца Александра Гумбольдта и француза Альсида д"Ор-биньи, в Северной Америке - Генри Скуларафта и Льюиса Генри Моргана, в Африке - англичанина Давида Ливингстона, в Австралии - Уильяма Бакли, в Центральной Азии - Николая Михайловича Пржевальского.
В реконструкции первобытных институтов этнография именно в XIX в. достигла фундаментальных результатов, обсуждение и окончательная оценка которых перешли уже в наше столетие. Границы этих реконструкций охватывали в принципе все стороны жизни первобытного общества, но, пожалуй, наиболее важны были достижения этнографов или исследователей, опиравшихся на этнографический материал, в восстановлении ранних форм семьи и социальных отношений, для которых археология давала гораздо более ограниченный и бедный материал. Это направление исследований выдвинуло крупнейших ученых, деятельность которых может быть здесь охарактеризована лишь чрезвычайно кратко и только в их отношении к разработке проблем истории именно первобытного общества. Одной из прогрессивных общих идей, сыгравших огромную роль в изучении первобытности, хотя и кажущихся сейчас абсолютно тривиальными, была мысль о психологическом единстве человечества, а значит, и об одинаковом потенциальном предрасположении их к развитию своей собственной и усвоению чужой культуры. Пионерами и активными защитниками этой идеи были немецкие ученые Адольф Бастиан и Теодор Вайтц, посвятившие ее обоснованию крупные труды. Вайтц был кабинетным ученым, работавшим над сведением уже тогда громадной литературы, Бастиан всю жизнь путешествовал и имел огромный опыт наблюдений над отсталыми народами в разных уголках земного шара. Представление о единстве человечества защищалось им не только в общей форме, но и с помощью выдвинутой им концепции так называемых элементарных мыслей, якобы свойственных изначально людям и их группам и составляющих поэтому основу коллективного мыслительного и познавательного процесса. Элементарные мысли одинаковы у всех людей, и, следовательно, все человечество психологически едино, несмотря на то что отдельные народы отличаются друг от друга по своей культуре и стоят на разных ступенях общественного развития.
Большие усилия были потрачены на реконструкцию древних семейных, а с ними и социальных отношений, для чего сравнительный этнографический материал предоставляет много возможностей. Первыми в этой области были книги англичанина Генри Мейна и швейцарца Иоханна-Якоба Бахофена, вышедшие в 1861 г. По кругу привлекаемых источников они были похожи - опираясь на библейскую традицию, античные источники, авторы привлекали этнографию лишь как вспомогательный материал, но в своей концептуальной части обе книги прямо противоположны. Заслуга Мейна состояла в том, что он первым увидел значение семейно-брачных отношений и семьи в первобытном обществе, разглядел в ней не только способ регламентации половых связей, но и экономическую ячейку, подчеркнул корпоративный характер первобытных коллективов. Семья представлялась ему объединением, в котором основную роль играл мужчина, не только бывший основным производителем, но и выступавший в качестве главы семьи, причем при наличии нескольких мужчин главой должен был считаться старший из них. Бахофен был более или менее безразличен к экономической стороне дела и мало занимался социальными отношениями и связями в целом, но положил все свои силы на выяснение характера отношений внутри семьи и главенства мужчины или женщины в ней. Мейн, в сущности говоря, шел по проторенному пути, включив в свою концепцию без особого специального рассмотрения общепринятый и традиционный взгляд на первобытную семью, как на семью патриархальную. На этом историческом фоне Бахофен выглядит до какой-то степени пророком последующих воззрений, ибо он первым выдвинул концепцию материнской семьи и господства материнского права как первой ступени развития, смены этой ступени следующей, на которой уже произошел переход к патриархальной семье и отцовскому праву. В самом начале истории, еще до матриархальной семьи, стояли, по мнению Бахофена, беспорядочные кровнородственные половые отношения, которые он сам называл «гетеризмом». Наличие этой первой стадии беспорядочных половых отношении не нашло подтверждения в ходе дальнейших исследований, но этапы наличия матриархальной и патриархальной семей надолго определили понимание ранних форм развития социальной организации.
В современной историографической литературе часто пишут о том, что книга Бахофена осталась не замеченной современниками, так как он сложно писал, имел пионерские взгляды, оценка матриархальной семьи как первичной была непривычна, наконец, сам он мало пользовался этнографией и аргументировал свои мысли греческими и латинскими письменными источниками. Между тем это неверно: творчество крупнейших современников Бахофена - шотландца Джорджа Мак-Леннана, по профессии адвоката (что и подтолкнуло его к реконструкции форм семьи, предшествующих современной), и американца Льюиса Генри Моргана, профессионального этнографа и наблюдателя жизни североамериканских индейцев, обнаруживает явные следы воздействия его мыслей. Возможно, концепции Мак-Леннана и Моргана и возникли независимо от Бахофена, но в ряде своих кардинальных положений, особенно в признании первичности материнского начала, они, безусловно, перекликались с его гипотезой. Если говорить о концептуальной стороне схемы Мак-Ленна-на, то она не отличалась"принципиально от схемы Бахофена: вначале - так называемый промискуитет, т. е. беспорядочные половые связи, преимущественно между кровными родственниками, затем матриархальная семья и лишь вслед за ней патриархальная семья. Но Мак-Леннан гораздо богаче Бахофена в объяснении динамики перехода от ранней ступени к поздней и привлекает к этому объяснению реальные социально-исторические и экономические причины, тогда как Бахофен ограничивался целиком причинами психологического порядка, и его объяснения оставались в идеалистических рамках. К числу достижений Мак-Леннана, кроме того, нужно отнести две дефиниции, которые остались в истории этнографии и важны для восстановления первобытных состояний: выделение категорий экзогамии * и эндогамии *, т. е. дифференциация внутригруп-повых и межгрупповых браков, и подразделение патри-локальных * и матрилокальных * браков, которые он связывал с матриархальностью или патриархальностью. Что касается последнего заключения, то оно никогда не было строго доказано, но предложенные Мак-Леннаном фундаментальные понятия послужили сами по себе для разнообразных и эффективных исторических реконструкций.
Прежде чем перейти к характеристике творческих достижений Моргана, следует сказать, что судьба его творческого наследия интересна и поучительна, потому что оно долгие годы было предметом и орудием острой идеологической борьбы. Некоторые его книги воспринимались как классические описания народной культуры североамериканских индейцев и не вызывали каких-либо возражений ни концептуально, ни в методическом отношении. Его «Древнее общество» как попытка сравнения социальных институтов и систем родства североамериканских индейцев, многих других современных ему отсталых народов, исторических греков, иными словами, как попытка солидного этнографического обобщения, должна была бы привлечь к себе внимание, но этого не произошло: в этом повинны, по-видимому, и достаточно тяжелый стиль книги, и внутреннее отношение Европы к США на рубеже третьей и четвертой четвертей прошлого века как к провинциальному захолустью. К. Маркс и Ф. Энгельс обратили внимание на эту книгу, о чем будет сказано дальше. Маркс составил ее подробнейший конспект, Энгельс широко использовал ее при своем изучении первобытности, но и это не сделало книгу более известной. Она получила широкий резонанс, когда идеи марксизма получили широчайшую мировую известность, стали идеологическим фундаментом в нашей стране, и внимание Маркса и Энгельса к Моргану стало вызывать раздражительную критику его теории в буржуазных странах и ее безоговорочное признание в нашей стране. Пожалуй, никто из теоретиков первобытной истории не удостоился такого внимания и не вызвал столь противоречивые оценки, что нашло отражение, скажем, в таком любопытном факте, как организация специально посвященных ему симпозиумов на Международных конгрессах антропологических и этнографических наук в Москве в 1964 г. и в Чикаго в 1973 г.
Сколько в этом преувеличенном внимании подлинных интересов, отражающих реальную действительность, и что в нем есть дань моды или времени? Сразу же необходимо отметить, что вне зависимости от оценок Моргана специалистами разных идеологических лагерей вклад его в науку громаден, и это практически безоговорочно признается во всем мире. Достаточно абстрактную схему Бахофена он перевел на язык реальных фактов, увязав ее с материальными силами жизни общества. У него не было четкого представления о производительных силах общества, он писал об изобретениях и открытиях, но подразумевал под ними хозяйственную деятельность первобытных человеческих коллективов и ее динамику во времени, а также влияние этой деятельности на все другие функциональные отправления общества. Поэтому Морган был материалистически мыслящим ученым, мыслил материалистически сознательно, а не стихийно, и лишь распространенной в советской историографии дурной традицией можно объяснить, что на него налепили ярлык стихийного материалиста. Естественно, не материализм Моргана предопределил его крупное место в истории изучения первобытного общества - в его эпоху было уже немало материалистически мыслящих ученых, но его конкретная работа, во многом по-новому заставившая взглянуть на общественную организацию первобытного общества. Хотя не только его современники, но и его предшественники писали о кланах * и племенах, все они рассматривали жизненные проявления этих кланов и племен сквозь призму семьи и именно семью трактовали как основной механизм в системе общественных отношений и в производстве. Морган собрал очень значительный материал о конкретных обществах, использовав не только существовавшую литературу, но и письма работавших в этих обществах корреспондентов и миссионеров, и с помощью этого материала убедительно показал, что в центре общественных отношений у первобытных народов стоит не семья, а род, т. е. группа кровных родственников, осознающих свое родство и происхождение от общего предка. Род всегда экзогамен, т. е. представители рода берут жен в другом роде. Было отчетливо продемонстрировано, что во многих случаях имеет место не взаимное перекрестное брачевание родов, а система брачных отношений между родами, т. е. система родов. Сам род изначально матрилинеен, т. е. счет родства происходит по материнской линии вплоть до родоначальника.
Открытие и исследование родовой организации первобытного общества не исчерпали вклада Моргана в историю первобытности. Он первым обратил внимание на характер собственности и выявил ее общественную коллективную принадлежность, чем она отличалась от частной собственности в классовых обществах. Именно развитие отношений собственности привело, по его мнению (и ему удалось убедительно доказать эту мысль), к перестройке материнского рода в отцовский: при изменении счета родства и переходе к патрилокальному браку родовое имущество начинает передаваться от отца к детям. Таким образом, и здесь Морган остался в рамках материалистического понимания истории, сугубо материальными причинами в отличие от своих предшественников объясняя динамику социальных институтов. Большое место в его трудах «Древнее общество» и «Системы родства и свойства человеческой семьи» уделено еще одной важной характеристике первобытных институтов - системе семейно-брачных отношений. Морган охарактеризовал несколько восстановленных им на основе этнографических данных брачных систем, в чем состоит еще один его вклад в науку о первобытном обществе, но построенная им схема динамики этих систем оказалась ошибочной и не получила в дальнейшем подтверждения.
Разбор творчества выдающегося представителя этнографической науки, построившего в результате анализа и группировки практически только этнографических данных целостную картину истории первобытного общества, симпатичен в том отношении, что он показал нам высокий уровень, достигнутый этнографической наукой на протяжении XIX в., и исключительные возможности этнографии в реконструкции прошлого. Но одно негативное обстоятельство в этнографических реконструкциях очевидно, и оно не может быть до сих пор преодолено средствами только самой этнографии - речь идет об отсутствии в этнографических данных точно фиксируемой хронологической глубины, той хронологической ретроспективы, с помощью которой любая процедура реконструкции могла бы быть ограничена определенными хронологическими рамками. Здесь мы опять должны перейти к развитию археологии, так как после упомянутых выше классификаций археологических материалов все усилия археологов были направлены на изучение древности человека, восстановление основных этапов изменений его хозяйственной жизни и материальной культуры, соотнесение этих этапов с этнографически реконструируемыми этапами в усложнении социальных отношений. Значительное место в середине XIX в. заняла дискуссия именно о древности человека и его орудий труда, имевшая не только принципиальный научный, но и большой идеологический смысл, так как она способствовала отказу от церковной догмы о сотворении человека примерно шесть тысяч лет тому назад и укрепляла материалистический подход к историческому процессу.
Трем исследователям удалось сделать открытия каменных орудий и древних людей вместе с костями вымерших животных: Джорджу Мак-Инери на юге Англии и французам П. Шмерлингу и Жану Буше де Перту в Бельгии и Франции. При раскопках в Бельгии близ Льежа Шмерлинг обнаружил костные остатки самого человека. Все это сначала осталось незамеченным, но затем благодаря энергии Буше де Перта стало предметом страстных научных дебатов, на первых порах выражавших последовательно негативное отношение к самим открытиям. Однако геологическая непотрево-женность слоев, в которых были обнаружены каменные орудия, подтвержденная многими авторитетными геологами того времени, сыграла решающую роль в постепенном утверждении позитивной точки зрения и признании древнего геологического возраста и каменных орудий, и костей человека. Книга Буше де Перта с описанием его находок вышла в 1860 г. почти одновременно с коренным переломом во взглядах на происхождение человека (о чем речь идет дальше) и заложила основы научного археологического подхода к изучению древнейших следов человеческой деятельности. Некоторые историографы считают даже, что Буше де Перту принадлежит первая формулировка целостного понимания предмета истории первобытного общества, естественно, умозрительная. Он писал, что изготовление орудий невозможно без общения, а последнее невозможно без языка, язык провоцирует организацию социальных связей, которые приводят к семье и возникновению общества. Уже в этой общей формулировке одного из пионеров археологических исследований видна глубокая вера в неразрывность археологического и этнографического знания, что в общем, за исключением отдельных отклонений, и нашло полное отражение в истории этих наук. Результаты Буше де Перта, как уже говорилось, были поддержаны многими авторитетными геологами его времени, но их официальная канонизация, если можно так выразиться, произошла в книге известного английского геолога Чарлза Лайелла «Геологические доказательства древности человека с замечаниями о происхождении видов на основе вариаций», вышедшей в 1863 г. Лайелл был действительно выдающимся геологом своего времени, собравшим массу фактов, создавшим теорию геологических изменений на основе актуальных поныне действующих причин. В своей книге он проанализировал и обобщил всю тогда накопленную информацию о древнем человеке, включая и его костные остатки, доказал их совмещенность с древними геологическими слоями и вымершей фауной.
В рамках истории первобытности наиболее значимыми и эффективными всегда были исследования в области каменного века. Здесь в первую очередь нужно сказать о выделении двух этапов в технике обработки камня, связанных с двумя хронологическими этапами в истории ранней технологии,- палеолита и неолита. Оно было произведено английским археологом Джоном Леббоком в 60-е годы и сразу же получило широкое распространение ввиду своей очевидной продуктивности и легкой фиксации технологического своеобразия более ранних палеолитических и более поздних неолитических орудий труда. Еще более детальную схему хронологической динамики каменного века разработал в последней четверти прошлого века француз Габриель де Мортилье, предложивший для отдельных периодов в истории каменной индустрии наименования по наиболее известным местонахождениям, сохранившиеся до настоящего времени: шелль, ашель, мустье, солютре, мадлен-для палеолита; азиль и тарденуаз - для мезолита как промежуточного звена между палеолитом и неолитом. Первые три периода обозначались как нижний палеолит, четвертый и пятый - как верхний палеолит. На рубеже прошлого и нашего столетий другой французский археолог Анри Брейль предложил выделить еще один начальный период для верхнего палеолита - ориньяк. В таком виде периодизация перешла в наш век и широко использовалась в археологии до 30-х годов. Однако ее почти одинаковая форма у Мортилье и Брей-ля скрывала разное содержание. У Мортилье она носила традиционно эволюционистский характер, и отдельные периоды вырастали один из другого; Брейль ввел принцип миграции, и в его схеме отдельные периоды ставились в зависимость от появления новых групп людей. Вопрос о месте формирования этих групп людей и их культуры, казалось бы, естественный при таком взгляде на вещи, либо совсем не ставился, либо ставился лишь в самой общей форме: технологические традиции, характерные для каждого периода, приносились в Европу откуда-то извне.
Легко понять, что параллельно с разработкой общих вопросов археологической науки шло непрерывное накопление фактического материала, поиски следов каменного века шли во всех странах, раскапывались пещерные стоянки, раскапывались случайно обнаруженные открытые стоянки; после длительной дискуссии на рубеже веков было признано подлинным ранее открытое палеолитическое искусство и началось его интенсивное исследование; следы деятельности палеолитического человека были обнаружены в удаленных районах Старого Света; складывались национальные кадры археологов. Одним словом, первобытная археология стала самостоятельной научной дисциплиной, пытавшейся в соответствии с заветами Буше де Перта не только решать свои собственные профессиональные задачи классификации и типологии археологических материалов, но и реконструировать социальную среду и духовную жизнь древних коллективов, т. е. решать те же задачи, которые решала и этнография. Но если последней не хватало, как уже упоминалось, хронологической ретроспективы и глубины, то первая была очень не уверена в своих реконструкциях общества в целом и не могла обойтись без этнографии. Но обе эти науки, изучая человеческую деятельность и культуру, а также ее следы в прошлом и пытаясь реконструировать по ним целостное общество в эпоху первобытности, не включали в круг своих занятий самого человека, его биологию и изменения его биологического типа во времени. Между тем в этой области были сделаны многие открытия, чрезвычайно важные для первобытной истории, и самое главное - система мышления, впервые в достаточно полном виде созданная в сфере познания органического мира, оказала огромное влияние на другие области знания, в том числе и на ту область гуманитарного знания, какой является история первобытного общества.
Создатель эволюционной теории англичанин Чарлз Дарвин, изложивший ее в печати в 1859 г., в силу ряда исторических и личных причин не коснулся в своем основном труде «Происхождение видов путем естественного отбора, или Сохранение избранных пород в борьбе за жизнь» проблемы происхождения человека, но основная направленность его книги была ясна любому непредубежденному читателю: человек должен был произойти в силу тех же естественных закономерностей, в силу которых произошли и все другие живые организмы. Швейцарец Карл Фогт в 1862 г. и англичанин Томас Гексли, бывший большим другом и верным соратником Дарвина в борьбе за эволюционную теорию, в 1863 г. выступили с обоснованием эволюционной теории происхождения человека, показав его анатомическое сходство с человекообразными обезьянами и распространив на него эволюционный принцип формирования на основе более низкоорганизованных форм. К этому времени уже были сделаны две первые находки неандертальского человека, их примитивность по сравнению с черепами современных людей бросалась в глаза уже первым исследователям, они справедливо рассматривались как промежуточное звено, как доказательство того, что современному развитому человеку предшествовал человек, морфологически более примитивный. Сам Дарвин обратился к теме происхождения человека лишь в 1871 г. и посвятил ей книгу «Происхождение человека и половой отбор», в которой значительно расширил и обогатил аргументацию своих предшественников; но опубликованные уже в наше время его «Записные книжки» показывают, что проблему эту он начал разрабатывать еще в конце 30-х годов, и вся система его взглядов на происхождение человека сложилась в то время.
Большой резонанс в понимании начальных шагов превращения человека из обезьянообразных форм имела теоретическая деятельность немецкого зоолога и морфолога Эрнста Геккеля, предсказавшего, что в начале антропогенеза стояла какая-то промежуточная очень примитивная форма, и попытавшегося реконструировать ее основные морфологические особенности. Данное ей название «питекантроп - обезьяночеловек» привилось в науке и используется до сих пор. Однако само по себе теоретическое прозрение Геккеля осталось бы малозначащим эпизодом, если бы оно не нашло фактического подтверждения в самом конце XIX в., когда остатки такой формы были найдены на Яве голландским врачом Евгением Дюбуа. При всех дискуссиях, которые возникли вокруг этой находки, уже через несколько лет после ее открытия было осознано ее исключительное эволюционное значение как промежуточного звена, демонстрирующего наиболее ранний этап антропогенеза, предшествующий времени существования неандертальского человека. В полном соответствии с эволюционной теорией процесс антропогенеза также развивался в направлении замещения морфологически примитивных форм более прогрессивными, т. е. в направлении утери обезьяньих признаков и накоплении человеческих.
Однако, пожалуй, наиболее сильное влияние эволюционное учение Дарвина оказало именно на стиль мышления и характер интерпретации материалов, истолкование общественных структур и характера протекания исторического процесса в первобытную эпоху. В истории ее изучения немалую роль сыграла так называемая эволюционная школа, созданная, по преимуществу, английским этнографом Эдуардом Тайлором и имевшая многочисленных последователей. Традиционно она считается эволюционной школой в этнографии, но на деле все или почти все исследования самого Тайлора были сконцентрированы в области историко-первобыт-ных реконструкций. В известной мере эволюционистские представления явились синтезом всего того, что было достигнуто наукой XIX в. в рамках позитивистского материалистического мировоззрения, и, прежде чем закончить изложение истории изучения первобытного общества, необходимо на них остановиться.
Что было характерно для этих взглядов? Исключительная вера в прогресс, рассмотрение исторического процесса как процесса последовательного перехода от простого к сложному. При подобном взгляде на историю логично отказаться от взгляда на современные отсталые народы как на выродившихся -«дикарей», вера в прогрессивное развитие человечества автоматически исключает такую точку зрения. Безусловно, в этом проявился гуманизм сторонников эволюционного подхода, хотя позже вульгарное истолкование теории Дарвина в социал-дарвинистском духе, т. е. перенесение естественнонаучных закономерностей на исторический процесс, принесло большой вред исторической науке. Но эволюционная школа, прежде всего сам Тайлор, навязывали истории хозяйственной деятельности человечества и динамике общественных форм прямолинейность, последовательный переход от простого к сложному в качестве единственной формы развития превращал реально существующую многолинейную эволюцию с тупиками развития и попятным движением в однолинейную и монотонную с движением лишь по восходящей линии. Здесь сказались мировоззренческая ограниченность и недостаточная методическая эффективность. В то же время было бы несправедливо забыть, что Тайлор ввел в науку новый методический принцип - метод пережитков, т. е. изучение явлений в культуре, которые ретроспективно могут быть связаны с предшествующим историческим состоянием человечества, в интересующем нас случае - с первобытным обществом. На основе пережитков в современных обществах можно реконструировать социальные структуры и отношения в первобытном обществе, и Тайлор сам неоднократно показал удачные примеры таких реконструкций.
Как все это выглядело в практическом изложении, можно увидеть в двух крупнейших трудах Тайлора - книгах «Первобытная культура» (1871) и «Антропология» (1881). Материальная культура, общественные институты и народные верования подразделены в них на составляющие элементы (например, лук, плетение, керамика - в первом случае, жертвоприношения, мифы о явлениях природы - в последнем), и история каждого элемента рассмотрена независимо от всех остальных; в начале располагаются наиболее простые по форме и проявлению ряды этих элементов, в конце - наиболее сложные. Был использован колоссальный этнографический материал, представлявший народы всех континентов, но независимые ряды отдельных явлений и элементов культуры, которые построил Тайлор, выглядели все же достаточно безжизненными, так как, во-первых, они были очень геометричны, слишком стройны, чтобы в них можно было поверить, во-вторых, они даже многими современниками Тайлора воспринимались как малоисторичные или даже внеисторичные, не отражающие реальной динамики явлений. С точки зрения психологии научного творчества любопытно, что Тайлор, видимо, сам увидел ограниченность эволюционного подхода: после появления своих двух книг он практически ничего больше не напечатал, хотя и прожил еще почти 40 лет. Но эволюционная школа имела отдельных крупных последователей и позже и перешла в наше столетие. Однако все эти последователи вошли в историю изучения первобытного общества многими своими конкретными исследованиями, а не теоретическими разработками - их теоретические взгляды носили традиционный характер и, безусловно, пережили свое время.
Разработка марксистской концепции истории первобытного общества. Создание историко-материалистиче-ской трактовки процесса развития человеческого общества потребовало от Карла Маркса и Фридриха Энгельса освоения огромной исторической информации, которое сопровождало всю их научную работу на протяжении жизни. Параллельно с развитием их взглядов и накоплением исторических знаний о первобытном обществе шло и формирование концепции первобытности, которое у Маркса было связано преимущественно с проникновением в сущность экономических отношений в докапиталистических обществах, а у Энгельса - с изначальным интересом к первобытности и общим проблемам диалектического развития мироздания. Некоторые исследователи взглядов Маркса и Энгельса на первобытность выделяют три периода в истории формирования этих взглядов: 40-е годы - работа над «Немецкой идеологией», которую они создавали как первый опыт формулирования основных положений диалектического и исторического материализма и которая осталась неопубликованной; 50-60-е годы - исследование Марксом в связи с подготовкой «Капитала» ранних форм общины, которое опиралось не только на существующую тогда историческую традицию, но и на большой этнографический материал; 70-80-е годы - специальная разработка Энгельсом вопросов истории первобытного общества и происхождения человека, причем последнее было тесно связано с подготовкой «Диалектики природы». Однако в контексте общей историографии первобытности наибольшее значение приобретает не рассмотрение динамики взглядов Маркса и Энгельса по всем связанным с первобытным обществом вопросам, а характеристика их вклада в эмпирическое и теоретическое изучение антропогенеза и становления человеческого общества. Поэтому дальше эта характеристика будет проведена систематически и выделены три проблемы, в понимание которых внесены идеи и разработки, сохранившие свое значение до настоящего времени. Эти проблемы - факторы очеловечивания в процессе антропогенеза, периодизация истории первобытного общества, первобытное общество как особый начальный этап истории, образовавший зародыш будущего коммунистического общества.
Концепция, изложенная в подготовительной главе к «Диалектике природы», озаглавленной «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека», представляет собою редкий пример небольшой по объему теоретической разработки, сохраняющей полную актуальность более чем через столетие. После своей публинации она предопределила характер интерпретации в первобытной археологии и палеоантропологии и получила развитие в ряде фундаментальных исследований. Преимущественно они написаны советскими специалистами и учеными ГДР, но в последние десятилетия фактор, положенный Энгельсом в основу развития в антропогенезе,- фактор труда все более осознается как ведущий с самых первых шагов формирования древнейших людей в западноевропейской и особенно американской литературе. Принципиально новым в концепции Энгельса было то обстоятельство, что в противовес фигурировавшим ранее естественно-историческим факторам происхождения человека, эвристическая сила которых была явно недостаточна, так как многие крупные ученые и мыслители прошлого века интуитивно понимали своеобразие процессов антропогенеза и становления общества и их отличие от процессов в органическом мире, был открыт и убедительно аргументирован в своем действии социально-исторический фактор и этим продемонстрирован с самого начала социальный характер человеческой истории, а следовательно, и ее начала - первобытной истории. Интегрирующее влияние социально-исторического фактора, составляющего краеугольный камень человеческой деятельности вообще, предопределило все стороны развития как биологических особенностей древнейших и древних людей, так и их социальных отношений.
Разработка периодизации, предложенной в книге Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства», изданной в 1884 г., неоднократно служила предметом рассмотрения и вызывала серьезные дискуссии. С одной стороны, было опубликовано немало сугубо апологетических работ, в которых эта периодизация объявлялась принципиально новым вкладом в науку, и с нее начался якобы подлинно марксистский период в первобытной историографии. С другой стороны, несправедливо по отношению к наследию выдающегося мыслителя приписывать ему сделанное другими и не видеть, что Энгельс, в сущности говоря, повторил периодизацию, предложенную еще Фергюссо-ном и обогащенную конкретными историческими и этнографическими материалами Морганом, т. е. принял их деление первобытной истории на эпохи дикости, варварства и цивилизации. Энгельс значительно полнее и глубже, чем Морган, охарактеризовал социально-экономические и хозяйственные аспекты динамики первобытных коллективов, но принципиальная схема осталась без изменений. Принял он и введенную Морганом стадию военной демократии на рубеже эпох варварства и цивилизации, подразумевавшую политическое господство племенных вождей, хотя и высказал по поводу этой идеи несколько критических замечаний. Морган предложил эту стадию как всеобщую, экстраполируя на мировой исторический процесс в основном свои собственные наблюдения над североамериканскими индейцами, Энгельс признавал ее более ограниченное значение. Так или иначе периодизация Энгельса углубляла и фундировала схему Фергюссона - Моргана, но она продолжала, а не принципиально изменяла ее.
Гораздо более фундаментальной и новаторской была попытка увидеть место первобытного общества в общей панораме человеческой истории. Маркс, начиная с «Немецкой идеологии», неоднократно возвращался к этой теме, в соответствии со своим обычным методом подходя к ней с разных сторон. Первобытная, или архаическая, формация кардинально отличалась от всех других формаций в истории человечества отсутствием частной собственности и как следствие этого отсутствием предпосылок к эксплуатации человека человеком. В этом не только ее коренное отличие от других формаций, но и противопоставление им, она полярна всему остальному, происшедшему в ходе- исторического процесса. Именно поэтому Маркс предложил называть ее первичной, а остальные формации вторичными. Этим подчеркивался ее изначально генетический характер, ее первичность по отношению к другим формациям и то обстоятельство, что она в зародыше содержала в себе предпосылки и истоки всего дальнейшего развития. С этой точки зрения использование терминов «доистория» или «предыстория» выглядит не только возможным, против чего неоднократно возражали многие советские историки, но и теоретически оправданным. Более того, в соответствии со всей логикой диалектического и исторического материализма явление в становлении-не то же самое, что уже сложившееся явление, и человеческая история не составляет в этом отношении исключения.
Наконец, теоретически чрезвычайно важным является сравнение первобытного общества с коммунистическим обществом будущего, в котором будут преодолены противоречия уже осуществившегося исторического процесса - классовая борьба и эксплуатация одной личности другой и одного класса другим. В коммунистическом обществе будущего Маркс видел реализацию, естественно, на гораздо более высоком техническом уровне, многих институтов, типичных для первобытной, или первичной, истори-ко-экономической формации - общественной собственности на средства производства, коллективных форм жизни, отсутствия эксплуатации, гармонизации общественных отношений, гармонизации отношений личности и коллектива. Коммунистическое общество поэтому представляет собою не продолжение развития антагонистических обществ, а отрицание этого развития, оно есть во многих отношениях высшая ступень того, что заложено в первичной неантагонистической форм
Первобытнообщинный строй был самым длительным по времени - более миллиона лет - этапом истории человечества. Определить его нижнюю грань сколько-нибудь точно нелегко, так как во вновь обнаруживаемых костных остатках наших далеких предков большинство специалистов видит то предчеловека, то человека, и время от времени преобладающее мнение меняется.
В настоящее время одни ученые считают, что древнейший человек (а тем самым и первобытное общество) возник 1,5-1 млн. лет назад, другие относят его появление ко времени более 2,5 млн. лет назад. Верхняя грань первобытнообщинного строя колеблется в пределах последних 5 тыс. лет, различаясь на разных континентах. В Азии и Африке первые классовые общества и государства сложились на рубеже 4 и 3 тысячелетий до н. э. в Америке - в I тысячелетии н. э., в других областях ойкумены - еще позднее.
Не проще обстоит дело с периодизацией первобытной истории, точнее говоря, ее периодизациями, так как параллельно существуют несколько специальных и общая (историческая) периодизации
первобытной истории, частично отражающие характер дисциплин, которые участвуют в их разработке.
Из специальных периодизаций наиболее важна археологическая, основанная на различиях в материале и технике изготовления орудий труда. Археологическая периодизация открывает широкие возможности для абсолютной и относительной хронологии первобытной истории.
Более ограничена по своим целям палеоантропологическая (палеантропологическая) периодизация первобытной истории, основанная на критерии биологической эволюции человека. Это выделение эпох существования древнейшего, древнего и ископаемого современного человека, т. е. архантропа, палеоантропа (палеантропа) и неоантропа.
При всей важности специальных периодизаций первобытной истории ни одна из них не в состоянии заменить общей (исторической) периодизации древнейшего прошлого человечества, разработка которой ведется уже более столетия, главным образом по этнологическим и археологическим данным.
Начнем с накопления археологических знаний. Наверное, не случайно первые и еще очень несовершенные классификации найденных древних орудий (а их находили не только в ходе раскопок, в систематической форме производившихся позже, начиная примерно с середины XIX в., но и при случайных сборах) повторяли трехчленную классификацию истории первобытного общества, хотя в последующем эта привычка к трехчленному делению и стремление совместить трехчленные ряды динамики разных элементов материальной, да и духовной культуры принесли немало вреда истории первобытного общества.
Первой попыткой классификации орудий труда была классификация датского археолога Каунсиллора Томсена, создавшего экспозицию в Национальном музее древностей в Копенгагене и описавшего ее в 1836 г. Орудия были распределены по материалу - камень, медь или бронза, железо, что, однако, не несло в себе определенного представления о хронологии, о движении от примитивной технологии производства орудий к более совершенной. Последователи Томсена - его преемник по Национальному музею в Копенгагене датчанин Чемберлен Ворсо и швед Свен Нильсон - мгновенно увидели в предложенной им квалификации мощный инструмент археологического исследования, далеко вперед продвигающий археологическую методологию и позволяющий целиком отказаться от взгляда на древние орудия как на простые раритеты, удовлетворяющие любопытство любителей древностей. Ворсо, сравнивая предметы из бронзы из разных погребений, наметил основы метода относительной хронологии, столь действенного и поныне. Нильсон, предлагая свою периодизацию истории первобытного общества, по существу мало отличавшуюся от трехчленных периодизаций XVIII в., впервые обосновал ее не только сравнительным сопоставлением культуры народов, находящихся на разных ступенях исторического развития, но и археологическим материалом. Метод сравнения этнографических и археологических явлений для реконструкции процессов первобытности также вполне актуален и в современной науке.
Казалось бы, от первых достижений археологии, ставшей наукой, закономерно перейти к описанию ее дальнейших открытий, особенно связанных с началом человеческой истории, но перед этим необходимо сказать о дальнейшем движении этнографической мысли. О разных обществах накопилось так много этнографических наблюдений и фактов, что они настоятельно требовали сведения их воедино и какого-то обобщения, совершенно необходимого в истории науки, когда ее фактическая база быстро растет и любой эмпирический факт скоро теряется в ряду других. Таким обобщением были громадные книги немецкого культуролога Густава Клемма, посвященные всеобщей культурной истории человечества (десять томов, опубликованные в Лейпциге с 1843 по 1852 г.) и общему культуроведению (вышла там же в двух томах в 1854 г.). Клемм не создал какой-либо оригинальной классификации, повторив классификацию Фергюссона, но предложил для его понятий варварства и цивилизации другие обозначения - укрощенность и свободу. Эти обозначения не привились. Книги Клемма, очень точные по отбору фактического материала и скрупулезные по его подаче, служили источником даже для исследователей конца прошлого века.
Параллельно с подведением итогов предшествующих исследований продолжались путешествия в экзотические области земного шара, в ходе которых не только уточнялась географическая карта земной поверхности, но и расширялся этнографический кругозор европейской науки, а собранные этнографические данные сразу же вводились в работу по реконструкции первобытных институтов. В Южной Америке это путешествия немца Александра Гумбольдта и француза Альсида д"Ор-биньи, в Северной Америке - Генри Скуларафта и Льюиса Генри Моргана, в Африке - англичанина Давида Ливингстона, в Австралии - Уильяма Бакли, в Центральной Азии - Николая Михайловича Пржевальского.
В реконструкции первобытных институтов этнография именно в XIX в. достигла фундаментальных результатов, обсуждение и окончательная оценка которых перешли уже в наше столетие. Границы этих реконструкций охватывали в принципе все стороны жизни первобытного общества, но, пожалуй, наиболее важны были достижения этнографов или исследователей, опиравшихся на этнографический материал, в восстановлении ранних форм семьи и социальных отношений, для которых археология давала гораздо более ограниченный и бедный материал. Это направление исследований выдвинуло крупнейших ученых, деятельность которых может быть здесь охарактеризована лишь чрезвычайно кратко и только в их отношении к разработке проблем истории именно первобытного общества. Одной из прогрессивных общих идей, сыгравших огромную роль в изучении первобытности, хотя и кажущихся сейчас абсолютно тривиальными, была мысль о психологическом единстве человечества, а значит, и об одинаковом потенциальном предрасположении их к развитию своей собственной и усвоению чужой культуры. Пионерами и активными защитниками этой идеи были немецкие ученые Адольф Бастиан и Теодор Вайтц, посвятившие ее обоснованию крупные труды. Вайтц был кабинетным ученым, работавшим над сведением уже тогда громадной литературы, Бастиан всю жизнь путешествовал и имел огромный опыт наблюдений над отсталыми народами в разных уголках земного шара. Представление о единстве человечества защищалось им не только в общей форме, но и с помощью выдвинутой им концепции так называемых элементарных мыслей, якобы свойственных изначально людям и их группам и составляющих поэтому основу коллективного мыслительного и познавательного процесса. Элементарные мысли одинаковы у всех людей, и, следовательно, все человечество психологически едино, несмотря на то что отдельные народы отличаются друг от друга по своей культуре и стоят на разных ступенях общественного развития.
Большие усилия были потрачены на реконструкцию древних семейных, а с ними и социальных отношений, для чего сравнительный этнографический материал предоставляет много возможностей. Первыми в этой области были книги англичанина Генри Мейна и швейцарца Иоханна-Якоба Бахофена, вышедшие в 1861 г. По кругу привлекаемых источников они были похожи - опираясь на библейскую традицию, античные источники, авторы привлекали этнографию лишь как вспомогательный материал, но в своей концептуальной части обе книги прямо противоположны. Заслуга Мейна состояла в том, что он первым увидел значение семейно-брачных отношений и семьи в первобытном обществе, разглядел в ней не только способ регламентации половых связей, но и экономическую ячейку, подчеркнул корпоративный характер первобытных коллективов. Семья представлялась ему объединением, в котором основную роль играл мужчина, не только бывший основным производителем, но и выступавший в качестве главы семьи, причем при наличии нескольких мужчин главой должен был считаться старший из них. Бахофен был более или менее безразличен к экономической стороне дела и мало занимался социальными отношениями и связями в целом, но положил все свои силы на выяснение характера отношений внутри семьи и главенства мужчины или женщины в ней. Мейн, в сущности говоря, шел по проторенному пути, включив в свою концепцию без особого специального рассмотрения общепринятый и традиционный взгляд на первобытную семью, как на семью патриархальную. На этом историческом фоне Бахофен выглядит до какой-то степени пророком последующих воззрений, ибо он первым выдвинул концепцию материнской семьи и господства материнского права как первой ступени развития, смены этой ступени следующей, на которой уже произошел переход к патриархальной семье и отцовскому праву. В самом начале истории, еще до матриархальной семьи, стояли, по мнению Бахофена, беспорядочные кровнородственные половые отношения, которые он сам называл «гетеризмом». Наличие этой первой стадии беспорядочных половых отношении не нашло подтверждения в ходе дальнейших исследований, но этапы наличия матриархальной и патриархальной семей надолго определили понимание ранних форм развития социальной организации.
МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ РЕСПУБЛИКИ БЕЛАРУСЬ
УО «Витебский государственный университет им. П.М.Машерова»
РЕФЕРАТ
по дисциплине
«История первобытного общества»
на тему
«Историография первобытной истории в 19 веке»
Выполнил
Студент группы 13
Гайдук Сергей
Проверил
Витебск 2011
СОДЕРЖАНИЕ
|
ВВЕДЕНИЕ
Говоря о историографии первобытной истории 19в, прежде всего хотелось бы акцентировать внимание на том, что же такое историография. Историография - в узком смысле слова, это совокупность исследований в области истории, посвящённых определённой теме или исторической эпохе, или совокупность исторических работ, обладающих внутренним единством в идеологическом, языковом или национальном отношении. В более широком смысле слова историография - это вспомогательная историческая дисциплина, изучающая историю исторической науки. Историография проверяет, насколько верно применяется научный метод при написании исторической работы, акцентируя внимание на авторе, его источниках, отделении фактов от интерпретации, а также на стилистике, авторских пристрастиях и на том, для какой аудитории написана им данная работа в области истории.
Вне всякого сомнения, 19в. является одним из важных этапов изучения истории первобытного общества. Это столетие сыграло во многих отношениях особую роль в мировой истории, ибо на него падает оформление ряда научных дисциплин в их современных формах. Таким образом, целью данной работы является изучение и характеристика историографии первобытной истории 19в.
Исходя из цели работы, можно выделить следующие задачи:
1. Кратко раскрыть историографию первобытной истории 19в.
2. Предоставить сведения о деятелях науки, которые изучали первобытную историю в 19 в.
3.Дать краткую характеристику работам написанным учеными 19в. в области изучения первобытной истории.
1. Краткий обзор исследований 19 века
Наука о первобытном обществе является целостным сводом знаний о первом очень длительном этапе человеческой истории, кстати говоря, до сих пор не нашедшем своего терминологического обозначения на русском языке (предлагавшиеся неоднократно термин «доистория», «предыстория» , являющиеся кальками с западноевропейских языков, не получил распространения, исходя из скрытого содержащегося в них отрицания единства исторического процесса), не составила исключения, формируясь постепенно на стыке этнологических, археологических и даже биологических знаний. При этом нужно иметь в виду, что запас этнологических фактов уже достиг очень значительного объема к началу 19в века и дальше развитие этнологии выражалось в основном в разработке все более адекватных этому материалу концепций тогда как археология стала делать первые шаги и лишь к концу века вышла на уровень типологических сравнений и классификации с элементами первых обобщений. Что же касается биологии, то ее вклад в историю первобытного общества становится все более весомым, чем больше она включала число объектов своих исследований первобытного человека. С формулировкой Чарльзом Дарвином в 1859году основ эволюционной теории биология оказала немалое влияние и на характер мышления исследователей, работавших в области первобытной истории. Выразился в осознанном теоретически и последовательном проведении практически принципа историзма. Достаточно хорошо известно, какую ожесточенную идеологическую борьбу выдержала теория, Дарвина, но все же лежавший в ее основе принцип историзма почти полностью возобладал, как принцип интерпретации в последней четверти 19века и предопределил соответствующие развитие близкой к первобытной палеоантропологии археологии. В этнологии принцип историзма продолжал развиваться на основе иного более раннего источника- описанной выше и сформулированный мыслителями 18 века концепции динамизма исторического процесса и прогрессивного развития общественный институтов от древности до современности.
2. Накопление археологических знаний
Начнем с накопления археологических знаний. Наверное, не случайно первые и еще очень несовершенные классификации найденных древних орудий (а их находили не только в ходе раскопок, систематически производившихся позже, начиная примерно с середины 19 века, но и при случайных сборах) повторяли трехчленную классификацию истории первобытного общества, хотя в последующем эта привычка к трехчленному делению и стремлению совместить трехчленные ряды динамики разных элементов материальной, да и духовной культуры принесли немало вреда истории первобытного общества.
Первой попыткой классификации орудий труда была классификация датского археолога Каунсиллора Томсена, создавшего экспозицию в Национальном музее древностей в Копенгагене и описавшего ее в 1836 году. Орудия были распределены по материалу -камень, медь или бронза, железо что, однако, не несло в себе определенного представления о хронологии, о движении от примитивной технологии производства орудий к более совершенной. Последователи Томсена -его преемник по Национальному музею в Копенгагене датчанин Чемберлен Ворсо и швед Свен Нильсон - мгновенно увидели в предложенной им классификации мощный инструмент археологического исследования, далеко вперед продвигающий археологическую методологию и позволяющий целиком отказаться от взгляда на древние орудия как на простые раритеты, удовлетворяющие любопытство любителей древностей. Ворсо, сравнивая предметы из бронзы из разных погребений, наметил основы метода относительной хронологии, столь действенного и поныне. Нильсон, предлагая свою периодизацию истории первобытного общества, по существу мало отличавшуюся от трехчленных периодизаций 18 века, впервые обосновал ее не только сравнительным сопоставлением культуры народов,находившейся на разных ступенях исторического развития, но и археологическим материалам. Метод сравнения этнологических и археологических явлений для реконструкции процессов первобытности также вполне актуален и в современной науке.
Казалось бы, от первых достижений археологии, ставшей наукой, закономерно перейти к описанию ее дальнейших открытий, особенно связанных с началом человеческой истории, но перед этим необходимо сказать о дальнейшем движении этнологической мысли. О разных обществах накопилось так много этнологических наблюдений и фактов, что они настоятельно требовали сведения во едино и какого-то обобщения, совершено необходимого в истории науки, когда ее фактическая база быстро растет и любой эмпирический факт скоро теряется в ряду других.
Таким обобщением были громадные книги немецкого культуролога Густава Клемма, посвященные всеобщей культурной истории человечества(десять томов, опубликованные в Лейпциге с 1843 по 1852 г.) и общему культуроведению (два тома изданы там же в 1854г.). Клемм не создал какой-либо оригинальной классификации, повторив классификацию Фергюсона, но предложил для его понятий варварства и цивилизации другое обозначение- упрощенность и свободу. Эти обозначения не привились. Книги Клемма, очень точные по отбору фактического материала и скрупулезные по его подаче, служили источником даже для исследователей конца прошлого века.
Параллельно с подведением итогов предшествующих исследователей продолжались путешествия в экзотические области земного шара, в ходе которых не только уточнялась географическая карта земной поверхности, но и расширялся этнологический кругозор европейской науки, а собранные этнологические данные сразу же вводились в работу по реконструкции первобытных инструментов. В Южной Америке это путешествия немца Александра Гумбольдта и француза Альсида д;Орбиньи, в Северной Америке- Генри Скуларафта и Льиса Моргана, в Африке – англичанина Давида Ливингстона, в Австралии-Ульма Бакли, в Центральной Азии- Николая Михайловича Пржевальского.
3. Реконструкция первобытных институтов
В реконструкции первобытных институтов этнология именно в 19в. Достигла фундаментальных результатов, обсуждение и окончательная оценка которых перешли уже в 20в столетие. Границы этих реконструкций охватили в принципе все стороны жизни первобытного общества, но, пожалуй, наиболее важны были достижения этнологических исследователей, опиравшихся на этнологический материал, в восстановлении ранних форм семьи и социальных отношений, для которых археология давала гораздо более ограниченный и бедный материал. Это направление исследований крупнейший ученый, деятельность которых может быть здесь охарактеризована лишь чрезвычайно кратко и только в их отношении к разработке проблем истории именно первобытного общества. Одной из прогрессивных общих идей, сыгравших огромную роль в изучении первобытности, хотя и кажущихся сейчас абсолютно тривиальными, была мысль о психологическом единстве человечества, а значит, и об одинаковым потенциальном предположении их к развитию своей собственной и усвоению чужой культуры. Пионерами и активными защитниками этой идеи были немецкий ученые Адольф Бастиан и Теодор Вайтц, посвятивший ее обоснование крупные труды. Вайтц был кабинетным ученым, работавшим над сведением уже тогда громадной литературы, Бастиан всю жизнь путешествовал и имел огромный опыт наблюдений над остальными народами в разных уголках земного шара. Представление о единстве человечества защищалось им не только в общей форме, но и с помощью выдвинутой им концепции так называемых элементарных мыслей, якобы содейственных изначально людям и их группам и составляющих, поэтому основу коллективного мыслительного и познавательного процесса. Элементарные мысли одинаковы у всех людей, и, следовательно, все человечество психологически едино, несмотря на то что отдельные народы отличаются друг от друга по своей культуре и стоят на разных ступенях общественного развития.
Большие усилия были потрачены на реконструкцию древних семейных, а с ним и социальных отношений, для чего сравнительный этнологический материал предоставляет много возможностей. Первыми в этой области были книги англичанина Генри Мейна и швейцарца Иоханна Якоба Бахофена, вышедшие в 1861 году. По кругу используемых источников они были похожи- опираясь на библейскую традицию, античные источники, авторы привлекали этнологию лишь как вспомогательный материал, но в своей концептуальной части обе книги прямо противоположны. Заслуга Мейна состояла в том, что он первым увидел значение семейно-брачных отношений и семьи в первобытном обществе, разглядел в ней не только способ регламентации половых связей, но и экономическую ячейку, подчеркнул корпоративный характер первобытных коллективов. Семья представлялась ему объединением, в котором основную роль играл мужчина, не только бывший основным производителем, но и выступавший в качестве главы семьи, причем при наличии нескольких мужчин главой должен считаться старший из них. Бахофен был более или менее безразличен к экономической стороне дела и мало занимался социальными отношениями и связями в целом, но положил все свои силы на выяснение характера отношений внутри семьи и главенства мужчины или женщины в ней. Мейн, в сущности говоря, шел по проторенному пути, включив в свою концепцию без особого специального рассмотрения общепринятых и традиционный взгляд на первобытную семью, как на семью патриархальную. На этом историческом фоне Бахофен выглядит до какой-то степени предтечей последующих воззрений, ибо он первым выдвинул концепцию материнской семьи и господства материнского права как первой ступени развития, смены этой ступени следующие, на которой уже произошел переход к патриархальной семье и к отцовскому праву. В самом начале истории, еще до матриархальной семье, стояли, по мнению Бахофена, беспорядочные кровнородственные половые отношения, которые он сам называл гетеризмом. Наличие этой первой стадии беспорядочных связей не нашло подтверждение в ходе дальнейших исследований, но этапы наличия матриархальной и патриархальной семьи на время определили понимание ранних форм развития социальной организации.
В современной историографической литературе часто пишут о том, что книги Бахофена остались не замеченными современниками, так как он сложно писал, имел пионерские взгляды, оценка матриархальной семьи как первичной была непривычна, наконец, сам он мало пользовался этнологией и аргументировал свои мысли греческими и латинскими письменными источниками. Между тем это неверно: творчество крупнейших современников Бахофена- шотландца Джорджа Мак- Леннана, по профессии адвоката (что и подтолкнуло его к реконструкции форм семьи, предшествующих современной), и американца Льюиса Генри Моргана, юриста и профессионального этнолога, наблюдателя жизни североамериканских индейцев, обнаруживает явные следы воздействия его мыслей.
Возможно, концепции Мак- Леннана и Моргана и возникли независимо от Бахофена, но в ряде своих кардинальных положений, особенно в провозглашении первичности материнского начала, они, безусловно, перекликались с его гипотезой. Если говорить о концептуальной стороне схемы Мак-Леннана, то она не отличалась принципиально от схемы Бахофена: вначале- так называемый промискуитет, т.е. беспорядочные половые связи, преимущественно между кровными родственниками, затем матриархальная семья и лишь вслед за ней патриархальная семья. Но Мак-Леннан гораздо богаче Бахофена в объяснении динамики перехода от ранней ступени к поздней, и привлекает к этому объяснении динамики перехода от ранней ступени к поздней, и привлекает к этому объяснению реальные социально-исторические и экономические принципы, тогда как Бахофен ограничивался целиком причинами психологического порядка, и его объяснения оставались в идеалистических рамках. К числу достижений Мак-Леннина, кроме того, нужно отнести две дефиниции, которые остались в истории этнологии и важны для восстановления первобытных состояний: выделение категорий экзогамии и эндогамии, т.е. дифференциация внутригрупповых и межгрупповых браков, и подразделение патриархальных и матриархальных браков, которые он связывал с матриархальностью или патриархальностью. Что касается последнего заключения, то оно никогда не было строго доказано, но предложенные Мак-Леннаном фундаментальные понятия послужили сами по себе для разнообразных и эффективных исторических реконструкций.
4. Характеристика научных достижений Моргана
Прежде чем перейти к характеристике творческих достижений Моргана,следует сказать, что судьба его творческого наследия интересна и поучительна, потому что оно долгие годы было предметом и орудием острой идеологической борьбы. Некоторые его книги воспринимались как классические описания народной культуры североамериканских индейцев и не вызывали каких-либо возражений ни концептуально, ни в методическом отношении. Его «Древнее общество» как попытка сравнения социальных институтов и систем родства североамериканских индейцев, многих других современных ему отсталых народов,исторических греков, иными словами, как попытка солидного этнологического обобщения, должна была привлечь к себе внимание, но этого не произошло, в этом повинны,по- видимому,и достаточно тяжелый стиль книги, и внутреннее отношение Европы к США на рубеже третьей и четвертой четверти XIX в, как к провинциальному захолустью. Она имела широкий резонанс,когда идеи марксизма получили мировую известность. Внимание Маркса и Энгельса к Моргану стало вызывать раздражительную критику его теории на Западе и ее безоговорочное признание в социалистических странах. Пожалуй, никто из теоретиков первобытной истории не удостоился такого внимания и не вызвал столь противоречивые оценки, что нашло отражение,скажем, в таком любопытном факте, как организация специально посвященных ему симпозиумов на Международных конгрессах антропологических и этнографических наук в Москве в 1964 г. и в Чикаго в 1973 г.
Сколько в этом преувеличенном внимании подлинных интересов, отражающих реальную действительность, что в нем есть дань моде или времени? Сразу же необходимо отметить, что вне зависимости от оценок Моргана специалистами разных идеологических лагерей вклад его в науку громаден, и это практически безоговорочно признается во всем мире. Достаточно абстрактную схему Бахофена он перевел на язык реальных фактов, увязав ее с материальными силами жизни общества.У него не было четкого представления о производительных силах общества, он писал об изобретениях и открытиях,но подразумевал под ними хозяйственную деятельность первобытных человеческих коллективов и ее динамику во времени, а также влияние этой деятельности на все другие функциональные отправления общества. Поэтому Морган был материалистически мыслящим ученым,мыслил материалистически сознательно,а не стихийно, и лишь распространенной в советской историографии дурной традицией можно объяснить,что на него налепили ярлык стихийного материалиста. Естественно, не материализм Моргана предопределил его крупное место в истории изучения первобытного общества- в его эпоху было уже не мало материалистически мыслящих ученых, но его конкретная работа,во многом по-новому заставившая взглянуть на общественную организацию первобытного общества. Хотя не только его современники,но и его предшественники писали о кланах и племенах, все они рассматривали жизненные проявления этих кланов и племен сквозь призму семьи и именно семью трактовали как основной механизм в системе общественных отношений и в производстве. Морган собрал очень значительный материал о конкретных обществах, использовав не только существовавшую литературу, но и письма работавших в этих обществах корреспондентов и миссионеров,и с помощью этого материала убедительно показал, что в центре общественных отношений первобытных народов стоит не семья,а коллектив,который он считал родом. Род- группа кровных родственников,осознающих свое родство и происхождение от общего предка. Род всегда экзогамен, т.е. представители рода берут жен в другом роде. Было отчетливо продемонстрировано,что в многих случаях имеет место не перекрестное взаимобрачие родов, а система брачных отношений между родами, т.е. система родов. Сам род, считал Морган, изначально матрилинеен,т.е. счет родства происходит по материнской линии вплоть до родоначальника.
Исследование родовой организации первобытного общества не исчерпали вклада Моргана в историю первобытности. Он первым обратил внимание на характер собственности и выявил ее общественную коллективную принадлежность,чем она отличалась от частной собственности в классовых обществах. Именно развитие отношений собственности привело,по его мнению, к перестройке материнского рода в отцовский: при изменении счета родства и переходе к патрилокальному браку родовое имущество начинает передаваться от отца к детям. Таким образом, и здесь Морган остался в рамках материалистического понимания истории,сугубо материальными причинами в отличие от своих предшественников объясняя динамику социальных институтов. Большое место в его трудах «Древнее общество» и «Системы родства и свойства человеческой семьи» уделено еще одной важной характеристике первобытных институтов – системе семейно-брачных отношений. Морган охарактеризовал несколько восстановленных им на основе этнологических данных брачных систем, в чем состоит еще один его вклад в науку о первобытном обществе,но построенная им схема динамики этих систем оказалась ошибочной и не получила в дальнейшем подтверждения.
Разбор творчества выдающегося представителя этнологической науки, построившего в результате анализа и группировки практически только этнологических данных целостную картину истории первобытного общества, симпатичен в том отношении, что он показал нам высокий уровень,достигнутый этнологической наукой на протяжении XIX в. , и исключительные возможности этнологии в реконструкции прошлого.Но одно негативное обстоятельство в этнологических реконструкциях очевидно, и оно не может быть до сих пор преодолено средствами только самой этнологии – речь идет об отсутствии в этнологических данных точно фиксируемой хронологической глубины, той хронологической ретроспективы,с помощью которой любая процедура реконструкции могла бы быть ограниченна определенными хронологическими рамками. Здесь мы опять должны перейти к развитию археологии,так как после упомянутых выше классификаций археологических материалов все усилия археологов были направлены на изучение древности человека,восстановление основных этапов изменений его хозяйственной жизни и материальной культуры,соотнесение этих этапов с этнологически реконструируемыми этапами в усложнении социальных отношений. Значительное место в середине XIX в. заняла дискуссия именно о древности человека и его орудий труда, имевшая не только принципиальный научный, но и большой идеологический смысл, так как она способствовала отказу от церковной догмы о сотворении человека примерно шесть тысяч лет тому назад и укрепляла материалистический подход к историческому процессу.
5.Открытия Джорджа Мак-Инери, П. Шмерлинга и Жана Буше де Перту
Трем исследователям удалось сделать открытия каменных орудий и древних людей вместе с костями вымерших животных: Джорджу Мак-Инери на юге Англии и французам П.Шмерлингу и Жану Буше де Перту в Бельгии и Франции. При раскопках в Бельгии близ Льежа Шмерлинг обнаружил костные остатки самого человека. Все это сначала осталось незамеченным,но затем благодаря энергии Буше де Перта стало предметом страстных научных дебатов,на первых порах выражавших последовательно негативное отношение к самим открытиям. Однако геологическая непотревоженность слоев, которых были обнаружены каменные орудия,подтвержденная многими авторитетными геологами того времени,сыграла решающую роль в постепенном утверждении позитивной точки зрения и признании древнего геологического возраста и каменных орудий,и костей человека. Книга Буше де Перта с описанием его находок вышла в 1860 г. почти одновременно с коренным переломом во взглядах на происхождение человека (о чем речь идет дальше) и заложила основы научного археологического к изучению древнейших следов человеческой деятельности. Некоторые историографы считаю даже, что Буше де Перту принадлежит первая формулировка целостного понимания предмета истории первобытного общества,естественно,умозрительная.Он писал, что изготовление орудий невозможно без общения, а последнее невозможно без языка, язык провоцирует организацию социальных связей, которые приводят к семье и возникновению общества. Уже в этой общей формулировке одного из пионеров археологических исследований видна глубокая вера в неразрывность археологического и этнологического знания, что в общем,за исключением отдельных отклонений, и нашло полное отражение в истории этих наук. Результаты Буше де Перта,как уже говорилось, были подержаны многими авторитетными геологами его времени, но их официальная колонизация,если можно так выразиться, произошла в книге известного английского геолога Чарльза Лайелла «Геологические доказательства древности человека с замечаниями о происхождении видов на основе вариаций » ,вышедшей в 1863 г. Лайелл был действительно выдающимся геологом своего времени, собравшим массу фактов, создавшим теорию геологических изменений на основе актуальных поныне действующих причин. В своей книге он проанализировал и обобщил всю тогда накопленную информацию о древнем человеке,включая и его костные остатки, доказал их совмещенность с древними геологическими слоями и вымершей фауной.
В рамках истории первобытности наиболее значимыми и эффективными всегда были исследования в области каменного века. Здесь в первую очередь нужно сказать о выделении двух этапов в технике обработки камня, связанных с двумя хронологическими этапами в истории ранней технологии,- палеолита и неолита. Оно было произведено английским археологом Джоном Леббоком в 60-е годы XIX в. и сразу же получило широкое распространение ввиду своей очевидной продуктивности и легкой фиксации технологического своеобразия более ранних палеолитических и более поздних неолитических орудий труда. Еще более детальную схему хронологической динамики каменного века разработал в последней четверти XIX в. француз Габриель де Мортилье,предложивший для отдельных периодов в истории каменной индустрии наименования по наиболее известным местонахождениям,сохранившиеся до настоящего времени: шелль, ашель, мустье, солютре, мадлен- для палеолита;азиль и тарденуаз- для мезолита как промежуточного звена между палеолитом и неолитом.Первые три периода обозначались как нижний палеолит,четвертый и пятый –как верхний палеолит. На рубеже XIX-XX столетий другой французский археолог Анри Брейль предложил выделит еще один начальный период для верхнего палеолита –ориньяк. В таком виде периодизация перешла в XX в. и широко использовалась в археологии до 30-х годов.Однако ее почти одинаковая форма у Мортилье и Брейля скрывала разное содержание. У Мортилье она носила традиционно эволюционистский характер, и отдельные периоды вырастали один из другого; Брейль ввел принцип миграции, и в его схеме отдельные периоды ставились в зависимость от появления новых групп людей. Вопрос о месте формирования этих групп людей и их культуры, казалось бы, естественный при таком взгляде на вещи, либо совсем не ставился, либо ставился лишь в самой общей форме: технологические традиции, характерные для каждого периода, приносились в Европу откуда-то извне.
Легко понять,что параллельно с разработкой общих вопросов археологической науки шло непрерывное накопление фактического материала,поиски следов каменного века шли во всех странах, раскапывались пещерные стоянки, раскапывались случайно обнаруженные открытые стоянки; после длительной дискуссии на рубеже XIX-XX вв. было признанно подлинным ранее открытое палеолитическое искусство и началось его интенсивное исследование; следы деятельности палеолитического человека были обнаружены в удаленных районах Старого Света; складывались национальные кадры археологов. Одним словом, первобытная археология стала самостоятельной научной дисциплиной, пытавшейся в соответствии с заветами Буше де Перта не только решать свои собственные профессиональные задачи классификации и типологии археологических материалов,но и реконструировать социальную среду и духовную жизнь древних коллективов, т.е. решать те же задачи, которые решала и этнология. Но если последней не хватало,как уже упоминалось, хронологической ретроспективы и глубины, то первая была очень не уверенна в своих реконструкциях общества в целом и не могла обойтись без этнологии. Но а обе эти науки,изучая человеческую деятельность и культуру, а также ее следы в прошлом и пытались реконструировать по ним целостное общество в эпоху первобытности, не включали в круг своих занятий самого человека, его биологию и изменения его биологического типа во времени. Между тем в этой области были сделаны многие открытия,чрезвычайно важные для первобытной истории, и самое главное –система мышления,впервые в достаточно полном виде создания в сфере познания органического мира,оказала огромное влияние на другие области знания,в том числе и на ту область гуманитарного знания,какой является история первобытного общества.
6.Чарльз Дарвин и его сторонники
Создатель эволюционной теории англичанин Чарльз Дарвин, изложивший ее в печати в 1859 г. ,в силу ряда исторических и личных причин е коснулся в своем основном труде «Происхождение видов путем естественного отбора,или Сохранение избранных пород а борьбе за жизнь» проблемы происхождения человека, но основная направленность его книги была ясна любому непредубежденному читателю: человек должен был произойти в силу тех же естественных закономерностей,в силу которых произошли и все другие живые организмы. Швейцарец Карл Фогт в 1862 г. и англичанин Томас Гексли,бывший большим другом и верным соратником Дарвина в борьбе за эволюционную теорию, в 1863 г. выступили с обоснованием эволюционной теории происхождения человека, показав его анатомическое сходство с человекообразными обезьянами распространив на него эволюционный принцип формирования на основе более низкоорганизованных форм. К этому времени уже были сделаны две первые находки неандертальского человека, их примитивность по сравнению с черепами современных людей бросались в глаза уже первым исследователям, они справедливо рассматривались как промежуточное звено, как доказательство того,что современному развитому человеку предшествовал человек, морфологически более примитивный. Сам Дарвин обратился к теме происхождения человека лишь в 1871 г. и посвятил ей книгу «Происхождение человека и половой отбор» ,в которой значительно расширил и обогатил аргументацию своих предшественников; но опубликованные уже в наше время его «Записные книжки» показывают, что проблему эту он начал разрабатывать еще в конце 30-х годов, и вся система его взглядов на происхождение человека сложилось в то время.
Большой резонанс в понимании начальных шагов превращения человека из обязьянообразных форм имела теоретическая деятельность немецкого зоолога и морфолога Эрнста Геккеля,предсказавшего,что в начале антропогенеза стояла какая-то промежуточная очень примитивная форма, и попытавшегося реконструировать ее основные морфологические особенности. Данное ей название «питекантроп-обезьяночеловек» привилось в науке и используется до сих пор. Однако само по себе теоретическое прозрение Геккеля осталось бы малозначащим эпизодом,если бы оно не нашло фактического подтверждения в самом конце XIX в., когда остатки такой формы были найдены на Яве голландским врачом Евгением Дюбуа. При всех дискуссиях,которые возникли вокруг этой находки,уже через несколько лет после ее открытия было осознанно ее исключительное эволюционное значение как промежуточного звена, демонстрирующего наиболее ранний этап антропогенеза,предшествующий времени существования неандертальского человека. В полном соответствии с эволюционной теорией процесс антропогенеза также развивался в направлении замещения морфологически примитивных форм более прогрессивными, т.е. в направлении утери обезьяньих признаков и накоплении человеческих.
7.Эволюционная школа и исследования Эдуарда Тайлора
Однако, пожалуй,наиболее сильное влияние эволюционное учение Дарвина оказало именно на стиль мышления и характер интерпретации материалов, истолкование общественных структур и характера протекания исторического процесса в первобытную эпоху. В истории ее изучения немалую роль сыграла так называемая эволюционная школа, созданная, по преимуществу,английским этнологом Эдуардом Тайлором и имевшая многочисленных последователей.Традиционно она считается эволюционной школой в этнологии, но на деле все или почти все исследования самого Тайлора были сконцентрированы в области историко-первобытных реконструкций. В известной мере эволюционистские представления явились синтезом всего того, что было достигнуто наукой XIX в. в рамках позитивистского материалистического мировоззрения, и, прежде чем закончить изложение истории изучения первобытного общества,необходимо на них остановиться.
Что было характерно для этих взглядов? Исключительная вера в прогресс, рассмотрение исторического процесса как последовательного перехода от простого к сложному. При подобном взгляде на историю логично отказаться от взгляда на современные отсталые народы как на выродившихся «дикарей» , вера в прогрессивное развитие человечества автоматически исключает такую точку зрения. Безусловно, в этом проявился гуманизм сторонников эволюционного подхода, хотя позже вульгарное истолкование теории Дарвина в социал-дарвинистском духе, т.е. перенесение естественнонаучных закономерностей на исторический процесс, принесло большой вред исторической науке. Но эволюционная школа, прежде всего сам Тайлор, навязывали истории хозяйственной деятельности человечества и динамике общественных форм прямолинейность,последовательный переход от простого к сложному в качестве единственной формы развития превращал реально существующую многолинейную эволюцию с тупиками развития и попятным движением в однолинейную и монотонную с движением лишь по восходящей линии.Здесь сказались мировоззренческая ограниченность и недостаточная методическая эффективность.В то же время было бы не справедливо забыть, что Тайлор ввел в науку новый методический принцип – метод пережитков, т.е. изучение явлений в культуре, которые ретроспективно могут быть связанны с предшествующим историческим состоянием человечества, в интересующем нас случае –с первобытным обществом.На основе пережитков в современных обществах можно реконструировать социальные структуры и отношения в первобытном обществе, и Тайлор сам неоднократно показал удачные примеры таких реконструкций.
Как все это выглядело в практическом изложении, можно увидеть в крупнейшем труде Тайлора «Первобытная культура» (1871).Материальная культура,общественные институты и народные верования подразделены в ней на составляющие элементы (например: лук, плетение, керамика – в первом случае, жертвоприношения, мифы о явлениях природы -в последнем), и истории каждого элемента рассмотрены независимо от всех остальных; в начале располагаются наиболее простые по форме и проявлению ряды этих элементов, в конце- наиболее сложные. Был использован колоссальный этнологический материал, представлявший народы всех континентов, но независимые ряды отдельных явлений и элементов культуры, которые построил Тайлор, выглядели все же достаточно безжизненными, так как, во-первых, они были очень геометричны, слишком стройны, что бы в них можно было поверить,во-вторых, они даже многими современниками Тайлора воспринимались как малоисторичные или даже внеисторичные, не отражающие реальной динамики явлений. С точки зрения психологии научного творчества любопытно, что Тайлор, видимо, сам увидел ограниченность эволюционного подхода: после этой книги и изданной в 1881 г. «Антропологии» (ныне устаревшей) он практически ничего больше не напечатал, хотя и прожил еще почти 40 лет (последнее десятилетие душевнобольным). Но эволюционная школа имела отдельных крупных последователей и позже и перешла в XX столетие. Однако все эти последователи вошли в историю изучения первобытного общества многими своими конкретными исследованиями,а не теоретическими разработками –их теоретические взгляды носили традиционный характер и, безусловно,пережили свое время.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Предшествующее изложение не нуждается в дополнениях, чтобы показать комплексный характер истории первобытного общества, ее опору на очень разные по своему характеру исторические источники, добываемые разными науками, каждая из которых в ее отношении к первобытной истории была рассмотрена выше. Обобщение данных всех этих наук приводит само по себе к комплексной реконструкции, в рамках которой место соответствующих данных определено их реконструктивными возможностями, а общие заключения опираются на сводки разносторонних данных, вне зависимости от того, каким образом они получены.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1.В.П.Алексеев, А.И.Першиц. История первобытного общества.Учебник для студентов вузов.Москва 2007.
2. Сахаров А.М. О некоторых вопросах историографии историографических исследований // Вестник Московского университета. Серия истории. 1973. №6.
3. Зевелев А.И. Историографическое исследование: методологические аспекты. М., 1987.
4. Методологические и теоретические проблемы истории исторической науки. Калинин, 1980.
5.Сахаров А.М. Методология истории и историографии. Статьи и выступления. М., 1981.
6.Дунаевский В.А. Советская историография новой истории стран Запада 1917-1941 гг. М., 1974.
7.Материалы сайта http://www.istmira.com
Источники по истории первобытного общества весьма специфичны. Представляя собой, по определению отдельных ученых протоисторию, противопоставляемую цивилизации, эпоха древнейшего прошлого человечества не владела одним из главных достижений цивилизации – письменностью. Поэтому столь древних письменных источников просто нет. Бесписьменные источники, нередко, представлены в весьма далеком от полноты объеме, другие имеют противоречивый характер. К источникам по истории первобытного общества относятся: археологические, антропологические, этнографические, лингвистические, палеозоологические, палеоклиматические и др.
К археологическим источникам относятся орудия труда, предметы быта, украшения, остатки построек и др. Они позволяют восстановить направления хозяйственной деятельности, степень овладения технологией производства, условия и образ жизни.
К антропологическим - костные останки предков современного человека. Исследованием и изучением их занимается антропология, которая изучает физический тип человека, его динамику во времени и его вариации в пространстве, пытается вскрыть причины этих изменений. Использование их позволяет реконструировать процессы антропогенеза и расогенеза.
Этнографические источники представляют собой наблюдения и зафиксированные описания жизни реликтовых обществ. Возможность реконструкции хозяйства, семейно-брачных отношений, социальные отношения, религиозных представлений и др.
5) Историография первобытной истории. Переворот в науке ХIX – XIXв.
6) Место человека в природе. Отличия человека от животных.
7) Основные теории о происхождении человека.
Практически одновременно с осознанием себя человек стал задумываться и над такими вопросами как «авторство» этого мира, место человека в живой природе и откуда и как появился человек. Вследствие того, что ранее других сформировались религиозные представления, то и ответы на эти вопросы имели религиозную окраску. Но так как была весьма велика зависимость человека от окружающей среды, то господствовали представления о родстве человека с животными и о рождении первого человека от брачного союза земной женщины и звериного предка. С течением времени развитие общества, другие исторические процессы подвергли эту примитивную гипотезу уточнениям, но суть ее осталась практически той же.
1. «Божественная теория» – человек сотворен богами.
В некоторые исторические периоды и в отдельных регионах теория эта имела определенную специфику. Так в Двуречье имели распространены представления о том, что когда богов и старших и младших стало слишком много, было решено создать людей. Чтобы в качестве слуг удовлетворять все их потребности. Бог Энки слепил первого человека из глины. По этому поводу состоялся пир, в ходе которого боги лепили людей, но получались только уродцы. Только после того, как взгляд и разум богов стали светлыми, боги слепили хорошего человека.
В греческой мифологии господствовали представления о том, что первоначально мир был населен богами и человек рожден от богов.
Библейская концепция творения – человек сотворен богом по образу и подобию своему из глины и праха земного.
2. Дарвиновская теория. Человек произошел от обезьяны в процессе эволюции.
Одна из, пожалуй, самых «революционных» теорий о месте человека в природе и истории. Более точно следовало бы говорить о коллективном характере ее авторства (с ней связаны имена Канта и Дидро, Гельвеция и Ламарка, Геккеля и Гексли, а именно Ж.Б. Ламарк был ближе всех к созданию убедительной и последовательной симиальной теории антропогенеза ). Хотя труд, с ее изложением принадлежит Ч. Дарвину. В 1871 г. опубликована его книга «Происхождение человека и половой отбор», в которой правда сделана оговорка, что ни одна из нынешних обезьян не может рассматриваться как непосредственная предковая форма человека.
Теория имела и имеет как множество последователей, так и множество критиков. Последним принадлежат и карикатурные изображения плачущих обезьян, к которым Дарвин набивался в наследники, и едкие замечания: с какой стороны родство, по линии бабушки или дедушки?
Одна из причин неприятия теории Дарвина чисто психологического свойства, называемая «синдромом Лайеля». Этот ученый-геолог с уважением относился к трудам Дарвина, но говорил, что испытывает непреодолимое отвращение к принятию вывода о родстве человека и обезьяны.
3. «Теория радиоактивного взрыва» . Человек появился вследствие изменения природных условий.
Одни ученые считают, что причиной этого изменения стала глобальная катастрофа (взрыв), другие, соотнося места находок ископаемых предков человека, причину видят в вулканической деятельности. Так на востоке Африки расположено большое количество вулканов, пепел которых радиоактивен. В результате многочисленных землетрясений радиоактивные руды вышли на поверхность, образовав естественные урановые котлы (ядерная бомба с замедленным действием). Все это повлияло на наследственность обезьян и человек, говоря словами И.И. Мечникова, «является чем-то вроде обезьяньего «урода», «необыкновенным» дитя человекообразных обезьян, родившимся с гораздо более развитым мозгом и умом, чем у родителей».[i]
4. «Космическая» теория .
Любая теория должна быть доказана. Никаких сколько-нибудь весомых доводов в пользу божественной, радиоактивной и космической теорий нет. Доводом против космического происхождения жизни на земле служит единый генетический код всего живого. Симиальная теория в ХХ в. получила такие доказательства, которые практически невозможно опровергнуть.
Во-первых, это хромосомный набор: 95-99% генных локусов у человека и шимпанзе гомологичны, т.е. сравнимы. Во-вторых, белковый состав организма, в особенности мозга: исследование 44 видов белков человека и шимпанзе показало, что различия минимальны (несколько процентов). В-третьих, наличие абсолютно идентичных групп крови у человека, гориллы и орангутана (весьма успешные опыты Труазье подтвердили безопасность переливания крови от шимпанзе к человеку). В-четвертых, кожные узоры у шимпанзе и горилл сопоставимы с формами, характерными для человека.
Из всех ныне живущих на земле видов приматов к человеку ближе всего именно шимпанзе. Эффект относительно больших различий биологических форм связан с тем, что генетическая информация, отвечающая за внешние морфологические признаки располагается в рагуляторных генах, отличающихся повышенными темпами эволюции. Американский генетик Гудмэн в конце ХХ в. создал новую классификацию отряда приматов, правда еще далекую от того, чтобы быть принятой научной общественностью. «На основе математической обработки генетических данных он пришел к сенсационному результату: шимпанзе следует включить в род Homo, на уровне подрода. Род Homo состоит из двух подродов – Homo (pan) и Homo (homo) («Человек (шимпанзе)» и «Человек (человек)»)».
8) Антропогенез его движущие силы и их значение.